Питер Джексон и создание Средиземья. Все, что вы можете себе представить - [123]

«Это тот же человек на другом этапе жизни, – пояснял Маккеллен, но все же чувствовалось, что он не видит смысла в этом преображении и скучает по старому ворчуну, который не прочь покурить трубку. – Гэндальф Белый сбросил годы Гэндальфа Серого, его старость и дряхлость».

Завершив работу на день, Вигго Мортенсен босиком ходил по бетонному полу. Как и Джексон, он всегда считал, что обувь не вписывается в его стиль. Однако в его склонности ходить босиком было что-то цыганское. Он держал в руке серебристую чашку с мате, любимым в Аргентине травяным настоем сомнительного вкуса, и был одет в самодельную футболку датской футбольной сборной, на рукавах которой на разном уровне были нарисованы шевроны. Наполовину датчанин, Мортенсен заявлял о своих симпатиях. Позже Англия разгромила Данию со счетом три – ноль на Чемпионате мира в Южной Корее. На следующее утро Хилл не преминул напомнить об этом коллеге.

Мортенсен сел и открыл маленький, потрепанный блокнот, словно начиная проповедь. «Это появляется во втором фильме, – начал он, ссылаясь на свои заметки, в которых собрал свои мысли о контекстуальной основе «Двух крепостей», – особенно когда мы добираемся до Рохана, страны гордых, но живущих обособленно людей. Они ценят совместную работу, некоторую «общинность»».

При продвижении первого фильма много рассказывали о полном погружении Мортенсена в роль Арагорна: он не снимал костюма и спал под открытым небом. При личной беседе в глаза бросалось не это, а его нежелание быть кем-либо, кроме себя самого: совершенно серьезного, склонного к философствованию человека не от мира сего. Однажды его прекрасно описали, назвав Жан-Жаком Руссо в теле Рудольфа Валентино.

Приглушенным голосом, словно пребывая в задумчивости, он решил поделиться со мной своей теорией. «Кольцо само по себе не порочно», – сказал он, по-прежнему цитируя Книгу Вигго. Если я правильно понял его сбивчивые объяснения, Мортенсен считал, что Кольцо символизировало для каждого возможность принять эгоистичное решение и попытаться контролировать мир других людей. По его мнению, во «Властелине колец» герои объединялись, чтобы найти способ «противостоять влиянию Кольца. И вели их Арагорн и Гэндальф».

Он допускал, что трактует книгу не классическим образом.

Сложнее всего ему было отвечать на простые вопросы. Когда я спросил его, каково мировоззрение Арагорна во втором фильме, Мортенсен задумался. Последовала долгая пауза, во время которой на его внутреннем проекторе проигрывались те славные ночи, когда они снимали Хельмову Падь в холодном карьере.

«В этой части он скорее воин, – наконец сказал он. – Он постепенно привыкает к мысли, что ему суждено стать королем».

Когда подошло время, у него за спиной появился Хилл, который тотчас сделал вид, что зевает.

Заметив его, Мортенсен глуповато улыбнулся. «Вот и его величество», – вздохнул он и направился к двери, чтобы под дождем без седла прокатиться на лошади.

Хилл входил в число актеров, которые впервые появились лишь в «Двух крепостях». Он родился в пригороде Манчестера Блэкли и прославился ролью безработного бедняка на грани нервного срыва в благосклонно принятом сериале «BBC» «Парни на обочине», а затем постепенно поднимался по карьерной лестнице. Он играл в картинах «Ганди» и «Баунти», а также исполнил роль капитана в «Титанике» Джеймса Кэмерона. Он играл просто, даже грубовато, но при этом обладал музыкальностью, достойной шекспировских театров. В «Двух крепостях» он исполнял роль короля Рохана, повредившегося рассудком.

Он пояснил, что король Теоден переживает «перерождение». Рохан пришел в упадок, потому что Теоден пал жертвой козней Сарумана, которому помогал главный советник короля и гнусный приспешник злого волшебника Грима Гнилоуст. Теоден превратился в дряхлую марионетку.

«Ему нужно стряхнуть с себя все зло и очиститься, – сказал Хилл. – Он словно взрослеет у нас на глазах».

С появлением Теодена второй фильм ступает на территорию политики. Как и Денетор, который появится на экране немного позже, Теоден показывает, каким слабым может быть человек, стоящий у власти. Он воплощает в себе множество сомнений, одолевающих Арагорна. Его стремление заново отыскать себя – очередной прекрасный пример того, как сценарий ищет человеческое в толкиновском эпосе. Воды мортенсеновской «общинности» мутят не только козни Сарумана, но и старые обиды, гордость и парадоксы лидерства.

Хотя Хилл поздно приехал в Новую Зеландию, ему там было весело. Особенно ему понравилась та дружба, которая установилась между актерами. Говорят, из гримерного трейлера, который Хилл делил с Мортенсеном и Блумом, то и дело доносилась жуткая брань.

Если во всем этом кинематографическом веселье и были минусы, так это лошади. Хилл признался, что был неважным наездником, а в фильме ему пришлось играть короля «повелителей коней». Такова ирония судьбы, развел руками он. Чтобы привыкнуть, ему пришлось немало времени провести в седле. Кроме того, ему выделили послушного коня.

«Его зовут Надежный», – сказал Хилл. Надежного ничто не выбивало из колеи. «Это только кляча Вигго все норовила дать задний, запарывая дубль».