Пистоль Довбуша - [13]

— И то правда, Маричка! — обрадовался Мишка. — Сегодня же, этой ночью и пойдем!

— Как добре стемнеет, я буду ждать тебя за селом. — Она почему-то перешла на шепот. — Возле разбитого дуба…

— Я приду…

И вдруг Маричку охватила какая-то непонятная радость. Она так звонко засмеялась, что синица, присевшая отдохнуть на ветке держидерева, испуганно тенькнув, взмыла вверх.

Ой-ля, ласточка летела,

Ой-ля, на смеречку села.

Ой-ля, а смеречка гнется,

Ой-ля, ласточка смеется.

Маричка и сама не знала, почему ей стало так весело. Может быть, ее окрылила надежда? Может, они найдут ночью тот волшебный цветок?

Она пела и кружилась, а Мишка хмурил брови: и как только можно вертеться после такого важного разговора? Ох уж эти девчонки! Ну совсем не серьезные! Другое дело — мальчишки!

— Да хватит тебе, надоело! — окончательно разозлился пастушок. — Ты, наверно, что-то смешливое съела сегодня, айно?

— Ты лучше за моей Лаской присмотри. А я за водой сбегаю: пить хочется! — крикнула и побежала, срывая на ходу ромашки да синие колокольчики.

— Постой, Маричка! А я недавно родничок нашел. Никто о нем не знает, лишь я, — похвастался Мишка. — Раньше его там не было. Он родился этой весной!

Маричка остановилась. Недоверчиво улыбнулась: так-таки и не было! Уж очень Мишка любит похвастать!

— Не веришь? Вот идем! Да ты такой воды холодной, квасной никогда еще не пила!

Они стали пробираться к небольшой скале, скрытой высокими елями да густыми кустами держидерева. Из-под камня упорно пробивался на волю маленький родничок толщиною в палец. Он тихо журчал — пел свою однообразную, но веселую песенку.

Маричка опустилась на колени и принялась пить холодную, чуть кисловатую воду. Правду Мишка говорил — вода очень вкусная! Но Маричка ему не скажет об этом. Еще зазнаваться будет.

Девочка вытерла фартуком рот и внимательно стала рассматривать уголок, надежно скрытый от постороннего глаза. Тут лежал большой продолговатый, будто кем-то выточенный камень. Он был заботливо устлан сухим мхом. На нем находилось все Мишкино «богатство»: рогатка, узелок с солью, пустая бутылка.

— Это мой тайник. Ты никому о нем не говори! — приказал пастушок.

— А вот и скажу!

Конечно, Маричка будет молчать, но ей просто хочется позлить Мишку. Уж такая она есть — озорная, шаловливая.

— Попробуй только скажи, языкатая. Я тебе!.. — рассердился Мишка и погрозил ей кулаком.

— Йой, божечки! Так я и напугалась!

— Лучше давай полезем во-он на ту скалу, — примирительно сказал Мишка. — Оттуда села как на ладони видно.

Маричка стояла в нерешительности минуту-другую, потом согласилась.

— А… не сорвемся? — Ей немножко страшно взбираться на такую высоту. Но разве она скажет об этом Мишке!

Вот они, цепляясь за корни деревьев, обнаженные весенними ручьями, за кустарники, поднимаются все выше и выше. Затем останавливаются отдохнуть на небольшом выступе скалы. Маричка смотрит вниз и закрываем глаза.

— Йой, божечки! Я дальше не пойду. Вон какой обрыв! Страшно, — наконец признается она.

— А ты не смотри вниз, — советует Мишка.

Она и рада бы не глядеть туда, но глаза, такие непослушные, сами ищут дно обрыва. А вот и ель рядом. Обнялась со скалой и растет над пропастью как ни в чем не бывало. Ну и местечко она себе выбрала!

— Глянь, Маричка! Вон верхушка нашей церкви виднеется! Ого, как высоко мы взобрались!

Все же и Маричка осмеливается посмотреть вдаль. До чего же красиво вокруг! Вон Латорица голубой дорожкой распахнула гущу верб. Но голубой она кажется только издали. Вблизи же — быстрая и мутная: с гор течет. Если ей попадаются на пути большие камни, она злится — шумит и пенится. Тогда на воде показываются светлые пузырьки. И чудится издали, будто уронил кто-то в реку белую скатерть.

А там, за рекой, из густой зелени выглядывает островерхая графская вилла. Говорят, там комнат больше, чем хат в Дубчанах. И зачем одному человеку такой домище?

И село видно. Маленькие хаты, почти все крытые соломой или дранкой, как попало рассыпались у подножия горы. На краю Дубчан стоит высокий дуб, разбитый молнией. Со скалы он похож на человека с протянутыми руками. Он словно молит: «Помогите! Тяжко мне, люди добрые».

Вдоль Латорицы змеится железная дорога. Она убегает куда-то в горы.

Неожиданно из тоннеля вынырнул поезд, выбрасывая в небо клубы черного курчавого дыма.

— Смотри, смотри, Маричка, а поезд какой маленький! — с восторгом кричит Мишка. — Ага, это я придумал сюда залезть, айно?

Маричка тоже видит такое зрелище впервые. Она от восхищения не может устоять на месте. Но подпрыгивать тут опасно, и она только хлопает в ладоши.

— Ойо-ей! — одновременно вскрикнули дети.

На том месте, где шел поезд, неожиданно, будто из-под земли, вырвалось багровое клубящееся пламя и взметнулся вверх черный дым. Многоголосое эхо несколько минут бродило между горами, ударяясь о скалы. От этого взрыв казался еще страшнее. Дети стояли в оцепенении. Когда все затихло, Мишка чуть слышно сказал:

— Ты не бойся, Маричка. Это далеко.

— А я и не боюсь, — прошептала она.

«Это, наверно, партизаны…» — напряженно думал пастушок. Какую ж это силу надо иметь, чтоб вот так, с одного маха, целый поезд подорвать? Наверно, богатырскую.