Письмоносец - [3]

Она прижалась к нему — или это он прижался к ней.

— Тебя ничего не пугает, потому что ты молодой. Двадцать восемь лет. У меня большая половина жизни уже позади, а я все равно боюсь умереть.

Он отпустил ее. Мать такая худая, совсем не похожа на себя. Когда Каспар приходил к ней, он удивлялся, что у нее больше нет румянца на щеках и глаза не сияют. И сейчас она сидит сгорбившись в своей удобной модной одежде среди старинной мебели и больших картин.

Роскошная квартира матери расположена на цокольном этаже с собственным выходом в сад, в самом центре города, позади концертного зала. Она архитектор-консультант по интерьеру, и в свое время была очень востребована. Но сейчас она раньше срока вышла на пенсию и заперлась в четырех стенах.

Мать хотела еще раз стукнуть по столу, но бессильно опустила руку. Ее глаза были сухи, в какой-то момент в них появилась пустота.

— Давай я постираю твои вещи, — сказала она. — Это займет от силы час.

— Это было бы замечательно, — ответил он, надеясь, что мать не заметила, что все недавно выстирано. — Я возьму еды из холодильника.

Мать поволокла спортивные сумки за собой в ванную. Через полуоткрытую дверь Каспар видел вещи, которые теперь навсегда будут для него чужими. Пластмассовые корзинки с лекарствами и бинтами, в душевой кабине — перила, на случай если он потеряет равновесие.

Мать включила стиральную машину и улеглась на диван, накрывшись пледом. Каспар стоял на кухне один и смотрел, как на небе распускаются цветы фейерверков. Мать завела будильник, через час включила сушилку и вскоре вышла из ванной с упакованными спортивными сумками. Она быстро улыбнулась, вынула из холодильника продукты и собрала для Каспара еду в дорогу.

— Я буду тебе писать, если случится что-нибудь важное… если будут какие-то изменения. А так я не буду мешать. И звонить не буду, я сама не люблю телефонных звонков, — сказала мать.

— На Пасху я приеду к тебе в гости, — пообещал Каспар.

Мать посмотрела на него и улыбнулась маленькой кривой улыбкой. В какой-то момент Каспар вновь ощутил ее, под мутнотой глаз. Он ощутил синее-синее море с фиалками на дне. Ее теплая рука провела по его лицу.

— Вольному воля, — прошептала она.

Каспар кивнул.

— Крем от солнца не забудь.

Это было последнее, что она сказала. Когда Каспар вышел на улицу, он плакал.

Никакой определенности не было. Мать последние семь лет ходила по врачам, у нее стали выпадать волосы, груди ампутировали. Иногда ей становилось получше, иногда похуже. В последние шесть лет Каспар жил отдельно, но ездить к матери было недалеко — от силы десять минут автобусом.

Каспар открывает дверцу шкафа и утыкается носом в одежду. Она все еще пахнет его собственным стиральным порошком и лежит теми же неровными стопками. Мать включала пустую стиральную машину.

Они условились не звонить друг другу, но Каспар решил подготовить сюрприз. Он договорился с цветочником, что тот будет каждую неделю приносить ей букет.

Сейчас пасмурно. Там, высоко в горах, лежит его маршрут. Через гору, вниз, в долину, где, скрытый от глаз, расположился маленький поселок. В нем живет всего пятеро или четверо, но им тоже нужна почта. Несмотря на то что всю страну мало-помалу изрыли туннелями, власти амта считают, что этот поселок слишком мал и собственное шоссе для него — слишком большая роскошь. Да и сами жители, судя по всему, не настаивали.

Ягненок заснул, так и не попив молока. Веки мигают, он легонько лягает копытами.

Осенью Каспар попал на первую страницу самого большого в стране глянцевого журнала. В журнале печатались рассказы о людях, которые были не похожи на других: карлики, гиганты, гермафродиты, монголы, безрукие — и наконец, альбиносы. Позвонить в журнал Каспару предложил один его друг. Каспар так и сделал, потому что рассудил, что если люди узнают что-то об альбинизме, они не будут так глазеть на него.

Фотографу пришлось попотеть, он все не мог найти для Каспара подходящего фона. В приглушенном освещении его лицо светилось как луна, а в ярком свете почти пропадало. На большинстве своих детских фотографий Каспар похож на смазанное белое пятно, напоминающее те снимки, про которые люди утверждают, что они засняли привидение.

Стилист хотел, чтоб Каспар был похож на свою мечту. На него надели пару красных трусов с опознавательным знаком национальной почты — желтым рожком, — почтовые носки, через плечо повесили сумку почтальона. Потом он должен был сложить губы трубочкой, как будто он, насвистывая, отправляется в путь. Стилист заранее спросил его, не возражает ли он против того, что будет на снимке полуголым. Каспар не возражал. Люди должны видеть все, иначе они так и будут глазеть на него.

Все непохожие на других люди должны были рассказать о своей заветной мечте. Оказалось, что все они мечтают о чем-то невозможном. Монгол хотел поступить в университет, великан мечтал быть шпионом, гермафродит пытался стать отцом семейства, карлик хотел заняться прыжками в высоту, а безрукая девушка — стать пианисткой. Каспар мечтал стать деревенским почтальоном, ему нравился свежий воздух и простор, но в жизни на открытом воздухе, к сожалению, слишком много солнечного света. Работа почтальона — пожалуй, самое значительное из того, чем может заняться человек, говорил Каспар. Разумеется, сортировать письма в зале по ночам тоже было хорошо, ведь даже там ты был важным кирпичиком в большой системе. Но этого все равно мало. Каспар был бы абсолютно счастлив, если бы ему разрешили разносить письма и встречать полные ожидания взгляды людей.