Письмо живым людям - [11]
— Вкручиваешь ты мне. — Коль покачал головой. — Вот, скажем, встречаю я урода. Нет чтобы отвернуться тактично — я подхожу старательно, контакты ведь нужны, и сразу бабахаю от души: ну и рыло у тебя, братец, ну и фигурка!
— Не так, — остановил его Гийом. — Неправда. Разве ты это чувствуешь? Физиологическая неприязнь естественна, но и духовное сострадание естественно. То, что ты сказал, — сказано со злобой, с издевкой. Но почему вдруг ты начал испытывать злобу к только что встреченному незнакомому человеку, жертве болезни или катастрофы? Психологически недостоверно. Ты, да и кто угодно, сказал бы примерно следующее: я, животное Коль Кречмар, испытываю некоторое отвращение — это прорывается в мысли подсознательный страх, что я мог бы быть таким же. Но я, человек Коль Кречмар, очень сочувствую тебе, очень хочу поделиться с тобой тем, чего у тебя мало, и, если ты не против, могу, например, помочь перейти улицу.
— Мудрено…
— У амебы все просто. Человек — не амеба.
Коль вдруг вспомнил про бутерброд. Осторожно положил его на блюдце. Почему-то стало страшно.
— Зачем ты говоришь все это? — тихо спросил он.
Гийом допил сок.
— Просто рассказываю. — Он вдруг улыбнулся, и улыбка была обезоруживающей. — Ты делал доклад, теперь я сделал тебе доклад. Цели едины. Но люди сложнее, а значит, интереснее, а значит, лучше, чем то, на что они долго старались походить. Не надо ничего стесняться… Ладно, я должен встретиться с планетологами и сказать то, что тебе говорил. Насчет дилетантизма. А ты подумай над моим предложением… я имею в виду прогулку к морю. Здесь минут двадцать на скорди. Вечерний заплыв в теплой бухте, на закат… — Он мечтательно закатил глаза и встал. — Там, в умиротворяющей обстановке, могли бы продолжить наши доклады… — Снова улыбнулся и быстро пошел к эскалатору. — Если надумаешь — позвони Ясутоки или мне через часик!
Коль уставился на свои руки — руки дрожали.
Серьезный разговор, очевидно, все-таки произошел. Теперь еще понять бы, что он значил.
Он так и сидел двадцать минут спустя, не притрагиваясь больше ни к еде, ни к питью, глядя на то, как вечерняя дымка окутывает степную гладь внизу и становится тепло-розовым недавно еще голубое небо над манящим горизонтом. Сзади раздались быстрые, легкие шаги. Обернулся. В горле мгновенно пересохло, и тревога забылась. Только подспудно давила душу. Дембель-синдром. Женщина лет двадцати пяти, красивая, как все, стройная, как все, поспешно подошла от эскалатора к его столику, глядя на него неожиданно радостными глазами.
— Здравствуй, Коль, — сказала она. Черноволосая. Смуглая. Открытые плечи. И южный вечер за окном. Ну что ей, ведь это же мука… что ей?
— Здравствуй, — ответил Коль.
— Извини, если помешала, — проговорила она и запнулась. — Мне сказали, Гийом здесь… — неуверенно прибавила она.
Ах, Гийом… Конечно, не к нему.
— Был, — стараясь не поникнуть хотя бы с виду, ответил Коль. — Мы с ним удрали с дискуссии. Откровенно говоря, я устал там торчать и понимать с пятого на десятое.
У нее вдруг потеплели глаза, будто он сказал нечто очень ей приятное.
— Посиди со мной, — вырвалось у него. — Что-то мне не по себе. — Она тут же села напротив него, но он для верности дожал: — Гийом обещал вернуться, поговорив с планетологами…
А у нее вдруг задрожали губы. Словно он ни за что ни про что назвал ее шлюхой. Но она тут же храбро улыбнулась:
— Хорошо, буду ждать.
В голове идиотски вертелся стандартный до анекдотности зачин: девушка, мы с вами встречались. Девушка, я вас где-то видел. И вы самая красивая из всех, кого я здесь до сих пор видел…
Разговор с Гийомом давил.
— Первый раз тебя вижу. Жаль.
Она опять чему-то обрадовалась.
— Мелькала бы каждый день поблизости, хоть бы глаза порадовались…
— Почему?
— Ты очень красивая.
Действительно, красивая. Что-то итальянское, наверное. Только села отвратительно: ног не видно, стол.
— Ты итальянка?
— Иллирийка.
— Тоже здорово. Ядран…
— Любишь море?
— До озверения. Гийом звал сегодня, но как-то… Я — и все врачи. Наверное, со своей аппаратурой. Унизительно.
— Не надо так думать, Коль. Разве забота унизительна? Ты столько перенес…
— На ногах.
Она только через секунду поняла игру слов, засмеялась.
Как бы это пересесть, чтобы видеть ее всю.
— Хочешь, я возьму тебе соку? — спросил он.
— Нет, спасибо, Коль.
И стол, собака, просторный, коленками не стукнешься…
— Гийом не обещал вернуться, — вдруг сказал он. — Я соврал. Боялся, ты уйдешь.
Нет, что-то не так было между ним и ими. Ничего невозможно понять. Она расцвела, словно он сделал ей невероятный подарок.
— А я не ушла.
У Коля опять пересохло в горле.
— Как тебя зовут-то хоть?
— Светка.
— Светка… — со вкусом повторил он. — Ты извини, Светка, я сейчас действительно малость прибабахнутый. Пошутить толком не в состоянии. С Гийомом мы сейчас поговорили очень умно, очень серьезно и абсолютно непонятно.
— О чем? — тихо спросила она.
Он только рукой махнул.
— Я восхищаюсь тобой, Коль, — сказала она. — Нет, не тем, что ты такой пилот, что водил машины в самых бешеных атмосферах, что крейсер в одиночку дотянул до Земли, это все тоже прекрасно, но это ремесло, рефлексы… Я — ассистирующий психолог… знаю, что говорю, мы занимались психографированием экипажа по засечкам ежедневных осмотров и тестов, которые вы делали так пунктуально… Это же кошмар, на утлом звездолетике вы столкнулись с такими силами… А ты вернулся добрее, чем был.
Что-то случилось. Не в «королевстве датском», но в благополучной, счастливой Российской конституционной монархии. Что-то случилось — и продолжает случаться. И тогда расследование нелепой, вроде бы немотивированной диверсии на гравилете «Цесаревич» становится лишь первым звеном в целой цепи преступлений. Преступлений таинственных, загадочных.
Книга «Руль истории» представляет собой сборник публицистических статей и эссе известного востоковеда и писателя В. М. Рыбакова, выходивших в последние годы в периодике, в первую очередь — в журнале «Нева». В ряде этих статей результаты культурологических исследований автора в области истории традиционного Китая используются, чтобы под различными углами зрения посмотреть на историю России и на нынешнюю российскую действительность. Этот же исторический опыт осмысляется автором в других статьях как писателем-фантастом, привыкшим смотреть на настоящее из будущего, предвидеть варианты тенденций развития и разделять их на более или менее вероятные.
Герой романа — старый большевик, видный государственный деятель, ответственный работник Наркомата по иностранным делам, участвующий в подготовке договора о ненападении между СССР и Германией в 1939 г.
Вячеслав Рыбаков больше знаком читателям как яркий писатель-фантаст, создатель «Очага на башне», «Гравилёта „Цесаревич“» и Хольма ван Зайчика. Однако его публицистика ничуть не менее убедительна, чем проза. «Резьба по идеалу» не просто сборник статей, составленный из работ последних лет, — это цельная книга, выстроенная тематически и интонационно, как единая симфония. Круг затрагиваемых тем чрезвычайно актуален: право на истину, право на самобытность, результаты либерально-гуманистической революции, приведшие к ситуации, где вместо смягчения нравов мы получаем размягчение мозгов, а также ряд других проблем, волнующих неравнодушных современников.
Мир, в котором РОССИИ БОЛЬШЕ НЕТ!Очередная альтернативно-историческая литературная бомба от В. Рыбакова!Мир – после Российской империи «Гравилета „Цесаревич“!Мир – после распада СССР на десятки крошечных государств «Человека напротив»!Великой России... не осталось совсем.И на построссийском пространстве живут построссийские люди...Живут. Любят. Ненавидят. Борются. Побеждают.Но – удастся ли ПОБЕДИТЬ? И – ЧТО ТАКОЕ победа в ЭТОМ мире?
Начало конца. Смерть витает над миром. Одинокий человек с ребенком в умершем мире. Очень сильный и печальный рассказ.
В лесной сторожке молодой человек дважды увидел один и тот же сон о событиях времен войны, которые на самом деле происходили тогда на этом месте. Тогда он выдвинул гипотезу: природа записывает и хранит все события. В местах пересечения временных потоков наблюдатель может увидеть события из другого временного потока. Если найти механизм воспроизведения, станет действовать закон обратимости.
Сигом прилетел исследовать планету, очень похожую на Землю. Здесь есть море и берег, солнце и небо. Надо было работать, действовать, но сигом только сидел на берегу, смотрел на море и размышлял. Такое с ним случилось впервые.
Несколько лет назад Владимир Левицкий сильно пострадал при пожаре. Он получил ожоги и переломы, а кроме того, ему раздробило рёбра, и врачам пришлось удалить у него правое лёгкое и часть левого. Теперь же он — неоднократный чемпион Европы по лёгкой атлетике и представляет СССР на международных соревнованиях. Возможно ли это?
К воспитателю пришел новый ученик, мальчик Иосиф. Это горбатый калека из неблагополучной семьи, паралитик от рождения. За несколько операций медики исправили почти все его физические недостатки. Но как исправить его тупость, его дикую злобу по отношению к взрослым и детям?
К воспитателю пришел новый ученик, мальчик Иосиф. Это горбатый калека из неблагополучной семьи, паралитик от рождения. За несколько операций медики исправили почти все его физические недостатки. Но как исправить его тупость, его дикую злобу по отношению к взрослым и детям?
Об озере Желтых Чудовищ ходят разные страшные легенды — будто духи, или какие-то чудища, стерегут озеро от посторонних и убивают всякого, кто посмеет к нему приблизиться. Но группа исследователей из университета не испугалась и решила раскрыть древнюю тайну. А проводник Курсандык взялся провести их к озеру.