Письмо из Нью-Йорка - [10]

— Я не хотел обидеть вас, месье Пэрли. Но если вы знаете разгадку, то говорите же!

— Мадам Тевенэ, — начал он, осторожно наливая себе бренди, — спрятала завещание среди ночи. Не кажется ли вам странным то, что она предприняла такие меры предосторожности и спрятала завещание? Дело в том, что элемент эксцентричности всегда бросается в глаза. Эта ваша Иезавель НЕ ДОЛЖНА БЫЛА найти завещание! Но мадам Тевенэ никому не доверяла — никому, даже достойному медику, пользовавшему ее. Если мадам предстояло умереть от удара, то в этом случае неизбежно прибытие полиции, которая — мадам была уверена — должна обнаружить ее простую хитрость. Окажись мадам парализованной, в комнате обязательно будут присутствовать люди, которые явятся невольными стражами завещания. Ваша кардинальная ошибка, — бесстрастно продолжал месье Пэрли, — это ошибка в логическом рассуждении. Вы сказали мне, что мадам Тевенэ, желая навести вас на догадку, неотрывно глядела на некую точку у изножия кровати. Отчего же вы решаете, что она смотрела на игрушечного кролика?

— Потому что, — с жаром отвечал я, — игрушечный кролик был единственным предметом, на который можно было смотреть!

— Простите, но это не так. Несколько раз вы сообщили мне, что полог кровати был плотно задернут со всех сторон, кроме одной, продольной стороны, обращенной к двери. Следовательно, не видя комнаты и рассуждая абстрактно, можно с уверенностью сказать, что полог кровати был задернут и у изножия кровати тоже?

— Конечно!

— После того, как мадам Тевенэ пристально посмотрела на точку, представленную игрушкой, она «… обвела глазами все вокруг себя»? Это ваша фраза. Можем ли мы предположить, будто она хотела, чтобы занавеси полога были раздвинуты с тем, чтобы она могла видеть нечто, находящееся ЗА ПРЕДЕЛАМИ кровати?

— Это… очень… вероятно.

— Это более чем вероятно, и я докажу вам. Давайте теперь на минутку обратим наше внимание на непонятную роль барометра. Барометр показывает «ДОЖДЬ, ХОЛОД».

Плечи месье Пэрли зябко поежились под военным сюртуком.

— Да, — продолжал он, — приближаются холода. Но сегодня было очень жарко как на улице, так и в помещении, анафемски жарко для марта.

— Я с вами согласен.

— Вы сами, — продолжал месье Пэрли, изучая свои ногти, — сказали мне, что именно находится у стены напротив изножия кровати. Давайте предположим теперь, что занавеси полога раздвинуты. Мадам Тевенэ в своем почти что сидячем положении смотрит вниз. Что же она увидит?

— Камин! — воскликнул я. — Каминную решетку!

— Вот тут-то у нас и намечается связь с погодой. И что же, как вы уже ранее сообщили мне, находится в камине?

— Незажженный уголь!

— Совершенно верно. А теперь скажите, какие компоненты необходимы для того, чтобы зажечь этот уголь. Нам нужны дрова, но самое главное, прежде всего нам нужна…

— Бумага! — воскликнул я.

— В стенном шкафу спальни, — на губах месье Пэрли играла презрительная улыбка, — находится очень мятый и покрытый сажей (заметьте, не пылью!) экземпляр вчерашней «Нью-Йорк сан». Наиболее распространенным и по справедливости самым разумным применением для наших ежедневных изданий является растопка каминов. Этот экземпляр предназначался для растопки вчерашнего камина. Вы сами обратили внимание на довольно грязные руки мадам Тевенэ.

Месье Пэрли одним глотком допил бренди, и румянец на его лице запылал еще ярче.

— Сударь, — громко произнес он, — вы найдете скомканное завещание по его заметно выступающим краям под углем и дровами в камине. Даже если кто-нибудь и разобрал бы растопку, он не нашел бы там ничего, кроме неисписанной, как ему покажется, бумаги (исписанная сторона обращена вниз), которая на первый взгляд никак не может быть важным документом. Это слишком очевидно, чтобы до этого додуматься. А теперь ступайте!

— Ступайте? — отупело повторил я.

— Ступайте, я сказал! — закричал он, и взгляд его стал еще более диким. — Иезавель не могла затопить камин. Во-первых, было очень тепло. Кроме того, в комнате весь день находилась полиция, не велевшая никому ни к чему прикасаться. А теперь? Мадам Тевенэ не напрасно предупреждала вас, что камин не должен быть растоплен, в противном случае завещание будет уничтожено!

— Вы обождете меня здесь? — спросил я, обернувшись через плечо.

— Да, да! Быть может, деньги принесут душевный покой несчастной девушке с больными легкими.

Выбегая из дверей, я увидел, как его гротескная фигура — само олицетворение сострадания — тяжело опустилась на стул. Волнующая надежда вздымалась во мне, она подгоняла меня, словно щелканье кучерского кнута.

Но когда я прибыл к своей цели, надежда моя угасла. Лохмач полицейский уже спускался со ступенек перед входом в дом номер двадцать три.

— Мы уже не вернемся сюда, мистер Лафайет! — весело крикнул он. — Старая миссис — забыл, как звать, — скорее всего спалила свое завещание на свечке. Который теперь час?

Выходная дверь была незапертой. Я влетел в этот лишенный света дом и ворвался в спальню. Покойница по-прежнему лежала в своей большой мрачной кровати. Все свечи почти догорели. На голых досках так и валялся оброненный и забытый полицейским складной нож. Иезавель тоже находилась здесь.