Письмо из Дюны - [3]

- Вы образованный человек, Франк, так может...

- Не преувеличивайте, - перебил я его, - я только учусь еще. Попросту хотелось бы понять как можно больше.

- Да, конечно, но вы и так, господин... - он явно тянул время.

- Прошу вас, зовите меня просто Франк. Я думаю, что за свою короткую жизнь не заслужил того, чтобы меня величали господином.

- Согласен, - улыбнулся он. - Я хотел бы тебя кое о чем попросить.

- Я внимательно слушаю.

- Не мог бы ты... - на его лбу показались капельки пота, - ...сказать правду об этой самой способности к деторождению. Почему почти все мы относимся к ЭНам?

Я изумленно посмотрел на него. Мало того, что он не может решиться выложить мне настоящую цель своего визита, так он еще и смешные вопросы задает.

- Ну, видишь ли, - уточнил он, - когда-то говорили, что будут рождаться сплошные калеки, что весь мир заполнится уродами.

- А, вот вы о чем. Попросту стало иначе. Еще один неверный прогноз. И, с уверенностью, не последний.

- Но почему?

- Человек не из пластилина вылеплен. Ему нельзя приклеить две головы или четыре руки. Такое существо погибнет в эмбриональной фазе развития или еще раньше. Земная жизнь - это процесс, который может идти только в очень узком диапазоне как внешних, так и внутренних условий. - Я чувствовал себя несколько неловко, поучая человека, который втрое старше, чем я. "А может, он издевается надо мной?" - подумал я и покраснел до корней волос.

- Наверно, ты прав, - буркнул он, думая о чем-то другом. - Но я, собственно, не об этом хотел тебя спросить.

- Речь идет о том, чтобы оплодотворить ваших жен? Это моя обязанность.

- Нет, я не о том, - махнул он рукой нетерпеливо, - женщин, способных рожать, у нас всего ничего. Речь о другом. Я пришел просить тебя от имени всех жителей. И сам я, конечно, прошу тоже.

- Не понял, - удивился я.

- Я хочу просить тебя... остаться в Дюне на месяц или, может быть, на два.

- На все мои каникулы? Но зачем?

- Ты мог бы, - сказал, он с усилием, - кое в чем надо нам помочь.

- А именно? - Мое удивление росло.

- Время от времени мы собираемся... беседуем, советуемся, - он говорил, глядя куда-то в сторону, как бы стыдясь. - Хотелось бы, чтобы в этом участвовал кто-то молодой и не из нашего города. Франк, - он посмотрел на меня красными глазами, даже опухшее веко немного приподнялось, - мне это очень нужно. Хоть на месяц.

- Ну хорошо... - сказал я неохотно, думая о длинных днях, похожих друг на друга, как серые капли дождя. И о ночах. Хотя ночи везде одинаковы.

- Благодарю тебя от имени жителей Дюны, - несколько напыщенно произнес Гудвин, встал и пожал мне руку. Он был растроган. Мне уже тогда стало не по себе, и в уме мелькнула тень подозрения.

- Я, правда, не понимаю, на что пригодится вам такой молокосос, как я. - Я все еще не сдавался. - Старые и опытные люди должны решать и советовать, молодым скорее идет роль солдат или любовников.

- Я уверен, что ты нам поможешь, - улыбнулся он уклончиво. - Дело прежде всего в... - он поискал в уме точное определение, - ...свежести мысли. В новой точке зрения.

Я пожал плечами и промямлил что-то вроде "увидим". Нет сомнений, дорогой Артур, я решительно отказал бы тогда, если бы знал цель этих "совещаний" и то, как они проходят. Поэтому хитрец Гудвин больше умолчал, чем сказал, полагая, что дальнейший ход событий затянет меня помимо моей воли. После того, как он ушел, я задернул занавеску и с наслаждением вытянулся на кровати. Почти тут же я услышал энергичный стук в дверь.

- Я согрела тебе воду для мытья, - крикнула Хуана.

- Спасибо, я утром умоюсь.

Мне хотелось отдохнуть, как следует выспаться. Это гарантировалось законом - жаль, что я не прихватил текст с собой. Можно было бы вывесить его на внешней стороне двери. По закону каждая вторая ночь была моя и только моя.

Потом еще раз раздался стук, но я не обратил на него ни малейшего внимания. До меня не дошло тогда, что стук был слишком робок и слаб для Хуаны.

Последующие дни действительно оказались похожими как капли дождя, который регулярно шел во второй половине дня. Невзирая на предупреждения, я, вооружившись солидным зонтиком и резиновыми сапогами, отправлялся на долгие прогулки в тихий лес или, если погода была безветренной, на морское побережье. Постепенно все это стало мне надоедать: прогулки в одиночестве по молчаливым дебрям и оловянная поверхность океана уже не будоражили воображения. И тогда мной овладели мрачные мысли. Я раздумывал над тем, как лучше скучать: в обществе чудаковатых жителей Дюны или над страницами старых учебников. Мне хотелось хотя бы раз ощутить радость рождения любви, так прекрасно описанной в уцелевших старинных книжках. К сожалению, теперь мы думаем только о том, чтобы выжить. В эпоху нулевого или отрицательного прироста населения нет места упоению чувствами, любовь полностью подчинена отчаянным попыткам сдержать регресс. Размышляя над этим, я часами шатался без цели, прикрываясь от грязного дождя впечатляющих размеров зонтом, и все больше жалел о данном Гудвину обещании. Я тщательно пересчитывал дни, оставшиеся до выезда.