Письменная культура Руси - [46]

Предположение о том, что великий русский поэт был знаком с древними славянскими знаками, широко распространенными в России, у меня зародилось давно, и для этого были веские основания. С одной стороны, этот славянский гений чутко прислушивался к любым проявлениям национальной самобытности, интересовался всеми чертами русской народной жизни, и с этой точки зрения просто обязан был рано или поздно дойти до знакомства с национальной русской письменностью. С другой стороны, он наверняка вел тайную переписку, и такой вид письма, не изученный еще современной ему наукой, наверняка предоставил бы ему возможность обмениваться посланиями с патриотами России, не договариваясь о выборе кода, ибо этот код должен был им быть известен. Однако эти предположения до лета 1999 г. я не мог подкрепить конкретными примерами. Теперь они нашлись.

Надписи-растения. Конечно, один пример, даже если он весьма красноречив, еще ничего не доказывает. Для того, чтобы показать, что А.С. Пушкин действительно пользовался слоговым письмом в своей деятельности, необходимо проанализировать его рукописи. К счастью, такая возможность существует. И прежде всего мы рассмотрим рисунки в тексте его стихов.

Вот стихотворение «Странник» 1835 года, начинающееся заставкой из невысоких деревьев, рис. 56-1 [75, с. 97, рис. 89]. Дерево слева помечено утолщениями, чтобы привлечь внимание. Если принять дерево за монограмму, слитую в лигатуру, то каждая веточка является определенным знаком слогового письма. Вычленяя каждый знак, мы получаем надпись СЬТЪРАННИКЪ, то есть СТРАННИК, рис. 56-2. Это и есть начальное, пока еще условное название стихотворения. У меня возникло впечатление, что сначала была нарисована заставка из двух внутренних деревьев, а лишь потом — дерево слева, передающая рабочее название данного творения. Затем пошел процесс создания поэтического текста, который, однако, автором был отвергнут и зачеркнут. Тут А.С. Пушкин призадумался. Писать дальше? Правее согнувшегося от порыва ветра правого дерева он пишет слоговыми знаками ПИСЬ…, то есть ПИСАТЬ, но в последний момент спохватывается, и в качестве заключительного знака вместо маленького крестика ставит большой внушительный крест. Так он дописывает слово ПИСЬТЬ, но вместе с тем, «ставит крест» на своей затее, рис. 56-3. Теперь ему окончательно ясно, что писать не следует, и еще правее он просто пишет НЕ ПИСЬТЬ, то есть НЕ ПИСАТЬ, рис. 56-4. Следовательно, раз стих не идет, его писать не следует.

Однако проходит еще какое-то время, А.С. Пушкин понимает, что все-таки кое-что из данного сюжета выжать можно, и он приходит к компромиссу с самим собой, добавив ко второму слева, одетому листвой дереву, голых веток — знаков слоговой письменности. Теперь читается слово НЕБОЛЬШОВЕ, то есть НЕБОЛЬШОЕ, рис. 56-5. Тем самым, дилемма ПИСАТЬ-НЕ ПИСАТЬ разрешается: ПИСАТЬ, но НЕБОЛЬШОЕ стихотворение. И лишь когда данное произведение было написано, рука поэта вывела каллиграфическое начертание его названия кирилловскими буквами, СТРАННИКЪ. Так прочтение слоговых знаков помогло проникнуть в творческую лабораторию русского поэта, начиная от неясного замысла и кончая его реализацией.

Из данного примера можно также заключить, что дерево с безлистыми ветками нарисовано не просто так, а несет какой-то смысл. В этом можно убедиться, если мы рассмотрим некоторые изображения деревьев, например, одно из них из рукописи стихотворения «Страшно и скучно», рис. 57-1 [75, с. 92, рис. 81]. Изогнутая уцелевшая ветвь и сломанного ствола имеет слоговое чтение ЧЕЛОВЕКЪ, рис. 57-2. И действительно, эта ветвь напоминает профиль человека с закрытыми глазами, небольшим носом и срезанным подбородком, поверх которого выступает профиль бороды, рис. 57-3.

У А.С. Пушкина можно встретить портреты мужчин в профиль, например, такого, как на рис. 57-4 [75, с. 89, рис. 79]. Если же всё изображение наклонить вправо на 30°, сходство будет еще больше. Так что дерево в данном случае — не только надпись, но и узор-фантазия на тему человеческого лица. Ветка: и надпись, и лицо. Еще одно дерево из рукописи того же стихотворения 1829 года, рис. 58-1 [75, с. 92, рис. 81], ассоциируется А.С. Пушкиным уже не просто с человеком, а с конкретным лицом, с ЕВГЕНИЕМ ОНЕГИНЫМ, рис. 58-2. При этом тонкие ветки правой части дерева передают имя, а толстые ветви слева и ствол — фамилию персонажа. Надпись сделана уже не чисто слоговыми знаками, а чередованием с ними букв. Правда, если усмотреть в нем узор с профилем человеческого лица, оно получится неказистым: самая левая ветка обозначает короткий, мясистый нос; рот открыт; подбородок переходит в бороду. Поэтическое сравнение человека с деревом обретает черты конкретного литературного персонажа, но изобразительное воплощение этого персонажа пока еще не лучшее.

И вот мы встречаем настоящий шедевр, где зрительный и письменный элементы получают свое завершение, рис. 59-1 [75, с. 90, рис. 79]. Перед нами — портрет поэта Д.В. Веневитинова, принадлежащий перу А.С. Пушкина. Деревце, очень похожее на предыдущее, является графическим оформлением надписи ЕВГЕНИЙ — ВЕНЕВИТИНОВЪ. И портрет, и надпись не просто разделились, они стоят после даты «28 ноября 1830 года» и перед заглавием «Предисловие к Евг. Онег.», давая черновик восьмой и девятой глав романа.