Письма - [127]

Следствием дурной пищи — которая по большей части состоит из жидкой похлебки, плохо пропеченного хлеба, сала и воды — является непрекращающийся понос. Расстройство пищеварения, которое у большинства заключенных рано или поздно перерастает в хроническое заболевание, в любой тюрьме воспринимают как должное. К примеру, в Уондсвортской тюрьме — я пробыл там два месяца, после которых меня пришлось перевести в госпиталь, где я оставался еще два месяца, — надзиратели два или три раза в день совершают обход, предлагая заключенным вяжущие средства. Нечего и говорить, что после недели такого «лечения» эти средства перестают действовать. И несчастный заключенный всецело оказывается во власти самой изнуряющей, удручающей и унизительной болезни из всех, какие только можно вообразить; и когда, как часто бывает, из-за физической слабости он оказывается не в состоянии положенное число раз повернуть мельничную рукоятку, его берут на заметку как уклоняющегося от работы и подвергают чрезвычайно жестокому наказанию. И это еще не все.

Санитарные условия в английских тюрьмах немыслимо плохи. Когда-то каждая камера была оборудована неким подобием уборной. Ныне эти уборные ликвидированы. Их более не существует. Вместо этого каждый заключенный получает небольшой жестяной сосуд. Выносить нечистоты заключенному разрешается три раза в день. Но доступ в тюремные уборные он имеет только в течение часовой ежедневной прогулки. А после пяти вечера ему вообще не разрешается выходить из камеры — ни под каким предлогом, ни по какой причине. Вследствие этого человек, страдающий поносом, оказывается в ужасающем положении, останавливаться на котором нет нужды — пощадим читателя. Муки, испытываемые несчастными заключенными из-за отвратительных санитарных условий, совершенно неописуемы. Вентиляция в камерах практически отсутствует, и людям приходится дышать воздухом столь смрадным и нездоровым, что надзиратели, входящие по утрам со свежего воздуха в камеры для проверки, нередко не могут удержаться от рвоты. Я сам был тому свидетелем не менее трех раз, и несколько надзирателей говорили мне, что это для них одна из самых отвратительных обязанностей.

Питание заключенных должно быть здоровым и достаточным. Оно не должно вызывать у них непрекращающегося расстройства желудка, которое быстро переходит в хроническую болезнь.

Санитарные условия английских тюрем следует полностью изменить. Каждый заключенный должен иметь возможность пойти в уборную или вынести нечистоты, когда ему нужно. Нынешняя система вентиляции в камерах совершенно недостаточна. Она состоит из люка, который закрывает наглухо забитая пылью решетка, и форточки в крохотном зарешеченном окошке, которая столь мала и столь неудачно сделана, что почти не пропускает воздуха. В течение суток заключенного выводят из камеры только на час, остальные же нескончаемые двадцать три часа он дышит миазмами.

Пытка бессонницей, помимо английских тюрем, практикуется только в Китае, где заключенного помещают в тесную бамбуковую клетку. В Англии орудием пытки служат дощатые нары. Их единственное назначение — вызвать у человека бессонницу, и оно исполняется с неизменным успехом. И даже если ты после долгих мучений получаешь жесткий матрас, бессонница не отступает. Ибо сон, как все здоровое, есть привычка. Каждый заключенный, кто имел дело с дощатыми нарами, нажил себе бессонницу. Это отвратительное, дикарское наказание.

Переходя к душевным нуждам заключенных, прошу уделить мне еще немного внимания.

Нынешняя исправительная система, можно сказать, рассчитана на подрыв и разрушение человеческого душевного здоровья. Если не целью, то уж во всяком случае результатом ее воздействия является психическое расстройство. Это неоспоримая истина. Причины тому достаточно очевидны. Если человек лишен книг и всякого человеческого общения, недоступен для малейших проявлений доброты и милосердия, обречен на вечное безмолвие, полностью отгорожен от внешнего мира, если с ним обращаются хуже, чем со скотом, то как несчастному сохранить рассудок? Распространяться об этих ужасах я не намерен; еще менее мне хочется возбудить мимолетный интерес у сентиментальной публики. Так что разрешите мне лишь указать, что надлежит сделать.

Каждый заключенный должен получать достаточное количество хороших книг. В настоящее время в первые три месяца заключения книги запрещены вовсе, за исключением Библии, молитвенника и сборника гимнов. В дальнейшем заключенному выдают одну книгу в неделю. Беда не только в том, что этого мало; от книг, составляющих обычную тюремную библиотеку, нет никакого толку. Она содержит преимущественно третьесортную литературу отвратительного качества, хоть и якобы религиозного содержания, предназначенную, по-видимому, детям, но не подходящую ни для детей, ни для взрослых. Заключенных следует поощрять к чтению, и они должны получать книги без ограничений, и книги должны быть хорошо подобраны. В настоящее время отбором книг занимается тюремный капеллан.

По нынешним правилам заключенному разрешается видеться с друзьями четыре раза в год по двадцать минут. Это никуда не годится. Свидания должны происходить раз в месяц и быть достаточно продолжительными. Обставлять их следует совершенно не так, как теперь. При существующих порядках заключенного помещают либо в большую железную клетку, либо в деревянную кабинку с маленьким окошком, затянутым проволочной сеткой, сквозь которое он может смотреть наружу. Его друзей сажают в такую же клетку, отстоящую от первой на три-четыре фута; двое надзирателей, стоящие в проходе, слушают разговор и могут прервать его в любую минуту. Я предлагаю разрешить заключенному встречаться с родными и друзьями в особой комнате. Теперешний издевательский порядок следует немедленно отменить. Свидание с родными и друзьями означает ныне для заключенного новое унижение и тяжкое переживание. Многие, желая избежать этой пытки, вовсе отказываются от свиданий. И это меня не удивляет. Когда заключенный встречается с адвокатом, они разговаривают в комнате со стеклянной дверью, за которой стоит надзиратель. Почему же свидание с женой, детьми, родителями, друзьями происходит иначе? Быть выставленным, подобно обезьяне в зверинце, перед самыми дорогими тебе людьми, — значит подвергнуться бессмысленному и жестокому оскорблению.