Письма с войны - [77]
Я точно знаю, что война — преступление, абсолютное и наихудшее из преступлений! Она включает в себя все остальные преступления, все до единого…
На Западном фронте будет вынесен приговор войне, и я надеюсь, что это произойдет в скором времени. Пока еще европейский Запад настолько силен, что от него зависит исход войны. Но лишь один Бог ведает, каким будет будущее.
Меня тошнит от войны, постепенно она превратилась в безумную неразбериху, нет больше ни радости, ни воодушевления, и чаша страданий нашей пехоты наполнилась до краев; от офицеров теперь не многое зависит, солдаты снова и снова норовят получить какое-нибудь ранение, которое спасет их из этого ада. Но я ненавижу также и ад лазарета, ненавижу ад униформы, вообще любую униформу ненавижу как таковую…
[…]
Дебрецен, 23 июня 1944 г.
[…]
Уже четыре дня, как я вообще не поднимаюсь с постели, меня мучают головные боли и одолевают тайные помыслы и надежды любым путем попасть в Германию; а в общем я чувствую себя хорошо, благодаря постельному режиму и лекарствам головные боли поутихли, рана постепенно затягивается, хотя и очень медленно; я все еще надеюсь, что до моего полного выздоровления пройдет не менее нескольких недель, за это время случится что-то грандиозное и совершенно непредвиденное, что изменит нашу судьбу к лучшему. Я так хочу на Западный фронт! Я бы тотчас добровольцем вызвался туда, несмотря на незажившую рану и небольшую температуру, конечно, если только это освободит меня от непредсказуемого Востока. Должно быть, на Западе чертовски опасно, но столь мрачно и до такой степени безотрадно, как на Востоке, там вообще быть не может. Ведь мы сами с Запада. Здесь, в Венгрии, условия жизни ближе к европейским. Вообще-то я люблю Восток, ты это знаешь, и сегодня все еще люблю даже Россию, но у войны здесь ужасно страшное лицо; русским по-настоящему удается нагнать на нас страху, они знают наши «чувствительные» души, наши настроения, и я верю, что они любят свою страну и потому самоотверженно защищают ее.
Здешняя медсестра, измеряющая нам температуру, русская, студентка медицинского института, приземистая крепкая деваха с круглым лукавым лицом и черными, как уголь, умными глазами; любое насмешливое или пренебрежительное высказывание в адрес Советов или России она парирует с искренним возмущением; вот только неизвестно, по своей воле или принудительно попала она в вермахт. Кто его знает. Во время моего следования на Восточный фронт, а также мучительного возвращения назад я видел, что вся железная дорога буквально забита поездами с беженцами, в основном крестьянами, которые долгими месяцами преодолевали огромные расстояния на запряженных лошадьми телегах, потом высвобождали лошадей из запряжки и грузили все в товарные вагоны; безумное смешение разномастных племен и народов; женщины, дети, мужчины, старики, все размещаются со своим скарбом в товарняках, с постелями и кухонной утварью, все точно так, как на надписи на вагонах, которую ты тоже наверняка видела: «8 лошадей — 40 человек»! Я еще никогда не бывал в шкуре лошади, поэтому не знаю, как чувствуют себя восемь лошадей в одном вагоне, а вот жизнь сорока человек в таком вагоне я хлебнул сполна. Многих беженцев ссаживают по пути следования поезда и отправляют на дорожные работы, потому что по всей Венгрии усиленно приводятся в порядок все линии железных дорог. Путь же большинства беженцев обычно заканчивается в Германии на заводах. Ах, это здоровый цветущий народ, красивые мужчины и женщины, здоровые и жизнеспособные; когда мы вернемся с войны домой, они будут прочнее и увереннее стоять на ногах, чем мы, во всяком случае, чем многие из нас, солдат. Именно так оно и будет, мы не годимся для такой жизни, ибо совершенно не знаем ее, хотя по возрасту должны бы находиться в самом центре ее, получая радость от работы и преодоления трудностей. Но такая жизнь нам неведома. После войны многих охватит порождающее тревогу смятение. Восемнадцатилетние, по сути, еще маленькие девочки окажутся более приспособленными к жизни, чем мы, и школьники будут высмеивать нас. Впрочем, я этого не боюсь […]. Я действительно научился выходить из всех затруднительных ситуаций и со всей душой и любовью отдамся своей работе, меня не испугают никакие насмешки и трудности.
Вот только горько сознавать, что жизнь по-прежнему проходит мимо нас. Ты согласна с этим? Эти июньские вечера, все чудесные весенние дни и золотые от солнца дни грядущего лета […]. Что только станет с нами? Я настолько уверовал в неминуемо близкий конец войны, что мне часто становится страшно даже допустить мысль о другой возможности, ведь всякое может случиться.
[…]
Дебрецен, 24 июня 1944 г.
[…]
Сегодня утром узнал, что моя внезапная температура и связанная с этим слабость являются следствием так называемой «волынской лихорадки»[126], очень распространенной и самой предпочтительной в солдатской среде болезни, возбудитель которой, насколько мне известно, не выявлен. Медицина как наука вообще слабо развита, если только не идет речь о ранении в голову и железом в крестец. Оба представителя этой науки, которые тут распоряжаются нашими судьбами, самые невежественные ее представители. Меня поразило также, что окончательное восстановление моего здоровья продлится еще три-четыре недели, выходит, я проведу в лазарете целых два месяца после всего только трех дней участия в боевых действиях! Ну разве не безумие — эта война?! Даст Бог, этой преступной игре будет вскорости положен конец. […]
Послевоенная Германия, приходящая в себя после поражения во второй мировой войне. Еще жива память о временах, когда один доносил на другого, когда во имя победы шли на разрушение и смерть. В годы войны сын был военным сапером, при отступлении он взорвал монастырь, построенный его отцом-архитектором. Сейчас уже его сын занимается востановлением разрушенного.Казалось бы простая история от Генриха Белля, вписанная в привычный ему пейзаж Германии середины прошлого века. Но за простой историей возникают человеческие жизни, в которых дети ревнуют достижениям отцов, причины происходящего оказываются в прошлом, а палач и жертва заказывают пиво в станционном буфете.
Бёлль был убежден, что ответственность за преступления нацизма и за военную катастрофу, постигшую страну, лежит не только нз тех, кого судили в Нюрнберге, но и на миллионах немцев, которые шли за нацистами или им повиновались. Именно этот мотив коллективной вины и ответственности определяет структуру романа «Где ты был, Адам?». В нем нет композиционной стройности, слаженности, которой отмечены лучшие крупные вещи Бёлля,– туг скорее серия разрозненных военных сцен. Но в сюжетной разбросанности романа есть и свой смысл, возможно, и свой умысел.
В романе "Групповой портрет с дамой" Г. Белль верен себе: главная героиня его романа – человек, внутренне протестующий, осознающий свой неприменимый разлад с окружающей действительностью военной и послевоенной Западной Германии. И хотя вся жизнь Лени, и в первую очередь любовь ее и Бориса Котловского – русского военнопленного, – вызов окружающим, героиня далека от сознательного социального протеста, от последовательной борьбы.
«Глазами клоуна» — один из самых известных романов Генриха Бёлля. Грустная и светлая книга — история одаренного, тонко чувствующего человека, который волею судеб оказался в одиночестве и заново пытается переосмыслить свою жизнь.Впервые на русском языке роман в классическом переводе Л. Б. Черной печатается без сокращений.
Одно из самых сильных, художественно завершенных произведений Бёлля – роман «Дом без хозяина» – строится на основе антитезы богатства и бедности. Главные герои здесь – дети. Дружба двух школьников, родившихся на исходе войны, растущих без отцов, помогает романисту необычайно рельефно представить социальные контрасты. Обоих мальчиков Бёлль наделяет чуткой душой, рано пробудившимся сознанием. Один из них, Генрих Брилах, познает унижения бедности на личном опыте, стыдится и страдает за мать, которая слывет «безнравственной».
Генрих Бёлль (1917–1985) — знаменитый немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии (1972).Первое издание в России одиннадцати ранних произведений всемирно известного немецкого писателя. В этот сборник вошли его ранние рассказы, которые прежде не издавались на русском языке. Автор рассказывает о бессмысленности войны, жизненных тяготах и душевном надломе людей, вернувшихся с фронта.Бёлль никуда не зовет, ничего не проповедует. Он только спрашивает, только ищет. Но именно в том, как он ищет и спрашивает, постоянный источник его творческого обаяния (Лев Копелев).
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.