Письма с фронта, 1914–1917 - [15]
Крепко вас: тебя, Генюшу, Кирилку, Ейку, папу, маму… Поповых, Петровских… обнимаю, целую, а вас, четверку, и благословляю.
Ваш отец и муж Андрей.
Дорогая моя и золотая Женюрка!
Пишу тебе с оказией: едет в Каменец Писарев за теплой одеждой и опустит письмо у нас… Все время прибаливала голова, вероятно от простуды, но сегодня горный воздух сделал свое дело и стало лучше… Сапоги одни отдал Сидоренко, остались те, что на мне, и еще одни запасные; купить негде, всюду штиблеты. Остальное все или покупаем, а нет хозяев – берем.
На Львов уже есть жел[езная] дорога, а сегодня уже и Львов будет связан с одним пунктом, который от нас в 17 верстах; по-видимому, в тылу дело это у нас налажено. Как-то ко мне затесалась одна бумага по разграничению; посмотрел я и улыбнулся: требовали какой-то отчетности. А между тем я сам еще и теперь не получил 3000 из Каменецкого казначейства; так и вожу с собой ассигновку… все это будет ждать, пока не будут решены более крупные вопросы.
Как у тебя идут наши хозяйственные вопросы? Месячных денег тебе хватит, но как наши долги, земля? Как ты крутишься и решаешь теперь все эти темы? Мне кажется, что к концу этого года мы должны сильно, если не совсем, очиститься от наших обязательств. Хорошо бы; а затем, по окончании войны, приотдохнуть немного или поездить кое-куда. Все это мечты, которые стараешься гнать, едва только они придут. Сначала кончить одно дело, решить его в корне, чтобы был мир для всех, а потом мыслить и о личных вещах. Пробуем говорить об Ейке, Кирилке или Генюше с Осипом или Сидоренко и чуем, что время уже прошло большое и в них большая перемена; трудно уже и представить, какие они стали, особенно Еичка, да и Кирилка. Писареву наказываю хорошенько посмотреть нашу квартиру; Портянко говорил, что все в порядке, съедено лишь варенье, живет родственница нашей глухой… Буду говорить, чтобы доглядывала и хозяйка, это в ее интересах. Жду, все жду твоих писем; хотя я и спокоен, что все вы живы и здоровы, но все же прочитать твои милые строки, перенестись к вам мысленно… так хочется. Крепко вас обнимаю, целую и благословляю тебя – мою милую – и деток.
Ваш отец и муж Андрей.
Кланяйся Поп[овым], Петр[овским] и знакомым, воображаю, сколько у вас разговоров. Андрей.
Письмо это будет опущено или в Волочиске, или в Проскурове.
Дорогая золотая моя Женюрка!
Давно тебе не писал за ежедневной сутолокой. От тебя писем нет по-старому, но от Каи случайно залетело таковое от 15 августа из Воронежа; она пишет, что наши малыши немного поболели, но что теперь им лучше… ее вставка о тебе хотя и краткая, но бодрая и успокаивающая. Я думаю, на детках наших сказался петербургский климат, к которому особенно девице нашей надо привыкать, мальчики-то, думаю, его скоро вспомнят. Относительно почты нашей мы страшно ругаемся: никто ничего не получает; это отчасти нас и успокаивает, так как не может же никто нам не писать… за свою дорогую лапку я говорю уверенно, где-то лежат ее милые письма, целой грудой. Нас успокаивают, что наши-то письма по крайней мере до вас доходят исправно. Ты, вероятно, заметила, что я прилепливаю марку и, кроме того, печать для крепости, хотя достаточно одной последней: мы имеем право писать к себе домой бесплатно, лишь прилагая печать.
Я жив и здоров; благодаря приподнятой атмосфере даже моя голова перестала болеть, но люди у нас заболевают то животами, то лихорадкой… у Осипа вспухла рука, Сидоренко все время от времени лихорадит… но все это пустяки, лишь кончить наше великое дело. Имеем сведения, что в России все бодро смотрят на будущее, это хорошо звучит и из маленькой приписочки Яши [Комарова]…
И как странно читать, что в такой момент болеет Вера, что у нее делали такую-то операцию и т. п.; оказывается, личные страдания идут своим чередом и не считаются с переживаемыми моментами… Я тебе, моя детка, не пишу о наших делах; ты поймешь, почему: мы так далеко впереди и иногда бывали временно даже и отрезываемы мелкими партиями; письмо может попасть и ориентировать нашего противника. Будем живы-здоровы, все с тобой вспомним, поговорим, переживем…
Война интересна тем, что она дает возможность человеку познать самого себя; удивительно, как она кристаллизирует людей, переоценивает их; тех людей, которых я наблюдал в мирное время и которых я наблюдаю теперь, я часто совершенно не могу сблизить между [собой]… Это разные люди! Яша [Ратмиров] пишет, что землю нашу продали, и спрашивает, куда выслать деньги. Напиши ему, чтобы деньги он выслал тебе в Петроград, а ты их положи на текущий счет, будь только, дорогая, с ними осторожна и, не посоветовавшись со мною, ничего не начинай. Мы с тобою уже учены и хорошо знаем, как деньги притягивают к себе разных проходимцев. Отсюда в Каменец поехал Писарев и привезет мне теплую одежду. Сапоги мои еще держатся, да есть еще одна пара. Если бы ты могла мне сшить да прислать, это было бы тоже неплохо, хотя это так, к слову… целых две пары. Последние 3–4 дня идет дождь попеременно со снегом: стоим высоко (высота вроде Ошской), холодно и ветрено, но воздух хороший, чувствуются горы, их склоны, синева…
Сколько в Индии насчитывается богов и какие боги самые главные? Какие касты — неприкасаемые? Что пили древние арии? Как взглядом можно испортить еду? Почему при кремации мужчин использовали сандаловое дерево, а женшин — навоз? Почему пожелание выглядеть старухой носит исключительно положительный смысл? Почему индийские последователи зороастризма парсы никогда не снимают головные уборы? Как наматывается чалма? Каким словом заменяется несчастливое число «один»? Сколько раз подряд следует чихать, чтобы не накликать беду? Что индийцу сулит подергивание правого глаза и дрожь в правой руке и насколько полезно, проснувшись, увидеть хвост черной коровы? Ответы на эти и многие другие вопросы можно прочитать в этой книге.Андрей Евгеньевич Снесарев (1865–1937) — генерал-лейтенант царской армии, ученый-востоковед, ректор и профессор Московского института востоковедения.
Книга представляет собой одно из лучших в отечественной и зарубежной литературе исследований жизни и творчества Карла фон Клаузевица.Публикуемая работа адресована всем, кто интересуется историей отечественной и мировой военной мысли.
Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Современному читателю впервые представлены воспоминания и политический дневник Александра Федоровича Керенского (1881–1970), публиковавшиеся с 1920–х годов в русской периодике Парижа, Берлина, Праги, Нью- Йорка. Свидетельства одного из главных участников Февральской революции 1917 года до сих пор остаются в числе самых достоверных источников по истории России.
Он больше чем писатель. Латиноамериканский пророк. Например, когда в Венесуэле (даже не в родной Колумбии!) разрабатывался проект новой конституции, то в результате жаркой, чудом обошедшейся без применения огнестрельного оружия дискуссии в Национальном собрании было решено обратиться к «великому Гарсия Маркесу». Габриель Гарсия Маркес — человек будущего. И эта книга о жизни, творчестве и любви человека, которого Салман Рушди, прославившийся экзерсисами на темы Корана, называет в своих статьях не иначе как «Магический Маркес».
Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .
Владимир Дмитриевич Набоков, ученый юрист, известный политический деятель, член партии Ка-Де, член Первой Государственной Думы, род. 1870 г. в Царском Селе, убит в Берлине, в 1922 г., защищая П. Н. Милюкова от двух черносотенцев, покушавшихся на его жизнь.В июле 1906 г., в нарушение государственной конституции, указом правительства была распущена Первая Гос. Дума. Набоков был в числе двухсот депутатов, которые собрались в Финляндии и оттуда обратились к населению с призывом выразить свой протест отказом от уплаты налогов, отбывания воинской повинности и т. п.