Письма - [234]
198. Пресвитеру Ирону.
Как непрестанно жаждущий, хотя бы он и лежал при реках и источниках, не ощутит веселья, ибо невозможно ему утолить жажду, так и желающий большего, хотя бы у него были тьмы сокровищ, никогда не почувствует удовольствия, потому что не знает сытости. А кто соблюдает себя в пределах потребности, тот никогда не подвергнется этой неисцельной болезни, но пребудет в благодушии и радости и останется недоступным для других страстей, которым подвергается постоянно желающий богатства.
Ибо не приобретение многого, но умение иметь нужду не во многом, делает нас неуловимыми и приводит в совершенную безопасность. Ведь приобретший много, если и не терпит обид, пребывает в сильном страхе оттого, что может потерпеть обиду; а имеющий нужду не во многом не может даже и потерпеть обиды. А если он, по видимости и потерпит обиду, то останется в гораздо лучшем положении, нежели не потерпевший обиды, и ощутит большую радость, как ожидающий награды за любомудрие.
199. Диакону Евтонию.
Не дивись и не почитай загадкою сказанное тебе нами прежде о том, что искушения часто доставляют душе избавление и освобождение от мучительных и грубых страстей. Ибо как в отношении трех отроков, огонь не только не коснулся их самих, но способствовал разрешению уз, пределом своего действия возымев истребление железа, так и искушения, пресекая леность и возводя к трезвенности, многих людей освобождают от уз греха.
200. Ему же.
Обманчива надежда, зависящая от чужого бедствия, а не от собственной добродетели, потому что она легко исчезает. А кто в себе самом имеет залоги безопасности, тот будет неодолим и победит злокозненных.
201. Ему же.
Не о том помышляй, чтобы никто не причинил тебе обиды, но о том, чтобы никто, хотя бы и захотел, не мог ее причинить. А это происходит не от чего иного, но от умения довольствоваться потребным и не добиваться большего. Ибо желающий большего удобоуловим для всех: и для людей, и для страстей.
202. Пресвитеру Исидору.
Мужи доблестные, которые чистым и здравым умом, сколько возможно, в наибольшей мер проникают в природу вещей, скромно переносят всякие их превратности. Как искусные лицедеи, принимая на себя всякое лицо, возбуждают удивление, так и лучшие из людей, подобно борцам на поприще жизни, с благоприличием применяются ко всему, что им дано. Ибо смотри на достославного Иова, который при богатстве вел себя благоискусно и еще более просиял в нищете. Удивителен он был в первом состоянии, еще удивительнее стал в последнем.
Можно и в богатстве вести себя неприлично, а когда коснется нищета, соблюдать благоприличие. У кого нет ума, те не желают отыскивать корень зла. То, что нисколько не печалит или печалит мало, они провозглашают злом; в том, в чем должно винить свое собственное малодушие, они обвиняют обстоятельства.
203. Геннадию.
Хотя то, что намереваюсь сказать, требует слушателей и повыше тебя, однако же пусть будет это сказано, а именно: если бы объял кто словом и собрал воедино все блаженство людей в совокупности, со времени их происхождения на земле, то не нашел бы оного равным и десятитысячной доле будущих благ. Даже по сравнение с самым малым из них настоящие блага уступают в достоинстве сильнее, нежели тень и сновидение далеки от действительности вещей. Лучше же сказать (употреблю более приличное сравнение), насколько душа превосходит тело, настолько же будущие блага выше настоящих.
204. Схоластику Ирону.
Один из семи пресловутых мудрецов дал совет: «ничего слишком». А Платон, глава философов, сказал: «Действительно, если сделать что–либо через меру, то сие обыкновенно приводит к обращению в другую крайность; это касается и времен года, и растений, особенно же — дел общественных». Посему, которому из них последовать предпочтешь ты? Главе ли мудрецов или главе философов? Ибо справедливо послушаться тебе их, так как один дал совет, а другой объяснил и причину, по которой надлежит послушаться совета.
205. Диакону Лампетию.
Погрешающий в чем–либо и понимающий это, как мне кажется, лучше погрешающего и незнающего. Потому что у одного правильное, а у другого извращенное суждение о делах. Один придет к покаянию, а другой кончить бесчувственностью. Один, хотя и падет, но устыдится, а другой не почувствует и стыда: ибо как устыдиться тому, кто не знает и того самого, что он падает? Потому тот, кто в точности исследовал природу вещей, сказал: не точию творят это, но и соизволяют творящим (Рим.1:32), — справедливо утвердив, что похвалить грех хуже, нежели самому сделать его. Итак, одного надлежит призвать к покаянию, а другого — заставить почувствовать сделанное им; ибо если не почувствует, то не перестанет грешить.
206. Диакону Диогену.
О неблагодарности.
Сильно порицаю тебя за то, что умерла в тебе милость, которую, когда ты в ней нуждался, ты обещал хранить бессмертною. Поэтому знай, что, снова ввергнувшись в бедствие, не будешь ты иметь заступника; ибо не помнящие милостей неизбежно имеют недостаток в помощниках.
207. Софисту Асклипию.
Того признаю подлинно мужественным, кого не привела в замешательство злокозненность врагов. Ибо многие обыкновенно преодолеваются подобными обстоятельствами, а он и в неблагоприятных обстоятельствах не оказывается удобоуловимым, но и напасти переносит благодушно, и козни обращает в повод к приобретению славы, не унижается до раболепного угодничества, но держится такого образа мыслей, который выше всего, что ни злоумышляют другие; и, по моему суждению, он мужествен. Поскольку в благоденствии легко соблюдать благоразумие и людям немужественным, затруднительные же обстоятельства дают видеть людей добрых, то самым мужественным почитаю того, кто и в благоденствии, и в трудных обстоятельствах не унижается.
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Наконец, к III тысячелетию Варлам Шаламов вступает в жизнь после смерти реабилитированным. Двадцать лет тюрем, лагерей, истязаний и бесправия. Можно успокоиться — он ни в чем не виноват.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Краткое и ёмкое описание использования "мёртвой головы" в Российской армии.Для широкого круга читателей, интересующихся историей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.