Письма отца к Блоку - [18]

<…>

ИРЛИ, ф. 654, оп. 6, № 36.

25. ИЗ ПИСЬМА СОФЬИ НИКОЛАЕВНЫ КАЧАЛОВОЙ А. Л. БЛОКУ

21 апреля 1901 г. Петербург

Дорогой мой дядя Саша,

Постоянно все мы, и я, в частности, вспоминаем о Тебе, одной из причин, почему я не писала Тебе, было то, что Саша не был у нас с первой недели поста до вчерашнего дня, и поэтому я не могла ничего положительного сказать Тебе про него. Вчера же вечером он долго сидел у нас, и я узнала, что он отлично держит экзамены и репетиции (за Госуд<арственное> право получил 4), был одним из первых экзаменующихся после забастовки[198] и вообще самочувствие у него довольно хорошее, хотя, как и у всех после этого смутного времени, в голове образовалась порядочная путаница мыслей и понятий, и он с нерешительностью ждет лета, чт<обы> отдохнуть и разобраться во всем этом. Устали все тут страшно, и особенно те, кто близко стоял у дела. Бедный Папочка наш теперь даже хворает и довольно серьезно.[199] <…>

ИРЛИ, ф. 654, оп. 6, № 37.

26. ИЗ ПИСЬМА МАРИАННЫ ПЕТРОВНЫ АНДРЕЕВОЙ [200] А. Л. БЛОКУ

23—24 апреля 1901 гг. Петербург

Милый дорогой дядя Саша. Все не писала Тебе, п<отому> ч<то> не хотела писать, не увидав Сашу. Вчера же у мамы[201] состоялось наше знакомство. Мама праздновала свои именины нарочно днем раньше, чтобы не звать всех родных в тот же день, как и бабушка.[202] Так что вчера был у нее большой вечер. Было много родных и несколько знакомых, в том числе была m-me Лосская с дочерью (жена и дочь папиного умершего друга). Эта барышня только что вернулась из Парижа, где училась петь, и вчера демонстрировала свои успехи. И вот в 9 ч. вошел Саша. Я его представляла себе выше, — в общем же почти так же, как он и есть на самом деле. Сначала мы стали говорить на «Вы», но мама сразу возмутилась этим и заставила нас произнести первое «Ты». Тогда все пошло само легко, как будто бы мы были давно знакомы. Страшно ведь первое слово только. Потом мы много говорили с Сашей. Я села нарочно рядом с ним за чаем и спрашивала его про все, про все, зная, что Тебе будет все это интересно послушать от меня. Его здоровье совсем не так ужасно, как Ты думаешь. Успокойся совсем, милый дядя Саша. Он был у доктора (когда, не спросила точно), и он ему сказал почти все то же, что говорят мол<одым> людям его возраста, т<олько> л<ишь> нашел у него легкую неправильность в регулярном бое сердца, что весьма часто бывает в это время и нашел нервы немного развинченные, но тоже только в такой степени, как это бывает у многих, почти у всех. Больше же ничего, решительно ничего. И он чувствует себя вполне хорошо.

9-го и 10-го на допущенных правительством сходках решено ведь было держать всем желающим экзамены и вот Саша держал уже Государственное право и получил 4, чем недоволен. Хотел 5. Из Полицейского права он держал еще в феврале месяце репетицию вместо экзамена, чтобы избавиться от него раньше, что дозволяется всем желающим, но чего не делают большинство из-за лени, откладывая все напоследок.

Из Полиц<ейского> права он получил тоже 4. Теперь будет экзамен Ист<ории> Рус<ского> права 2-го мая, после чего Саша едет в деревню.[203]

Всеми волнениями студенч<ескими> он не очень интересовался и говорит, что много было таких, так как товарищество ужасно у них мало развито. Теперь его по-прежнему больше интересует декламация, и вот он мне рассказывал, как занимался весной уже 5 раз с актрисой Алекс<андринского> театра Читау 2-ой.[204] Она видела его где-то в обществе и слышала и восхитилась, должно быть (он этого не говорил), так как пригласила его приходить к ней давать даром реплики ее ученицам, за что она его в свою очередь учила и давала советы. Читали они «Горе от ума» — он был Чацкий и было, говорит, очень весело. Теперь, к сожалению, почему-то кружок распался.[205] Но это и не худо, пожалуй, так как он оттого лучше занимается экзаменами и даже уверяет, что временно охладел к декламации. Надо думать, что это только временно — не верится, чтоб эта страсть прошла совсем и так скоро.

24 апреля

Вчера не успела кончить письма. Продолжаю сегодня. Уже времени так мало, что приходится писать урывками, а потому заранее извиняюсь за нескладное, но зато и искреннее письмо свое.

Итак, дальше про Сашу. Он декламировал по нашей просьбе «Сумасшедшего» Апухтина. Оказывается, он его декламирует чуть ли не в сотый раз, уже и потому с меньшим чувством, но все-таки очень талантливо. Он, видно, действительно одаренный юноша, а главное в высшей степени симпатичный. Мне очень, очень было приятно видеть его.

Соня стала мне его расхваливать, похвасталась особенно тем, что он страшно их с Олей уважает, почитает, а он, услыхав это, нарочно стал ее дразнить — и на все ее мнения, слова и даже игру на рояле все прибавлял покровительственным тоном «да ведь она у меня очень хорошая» или «ведь она у меня такая способная…» Она делала вид, что очень недовольна, и все это так мило, дружно — сразу видно, что у него и с Олей и Соней чудные дружеские отношения. Со мной он тоже говорил мило, просто, как и нужно с сестрой.

Когда девочки Качаловы собрались домой — он вызвался их проводить и усадить на извозчика, так как они были одни. <…>