Письма об Осташкове - [19]

- А, а! Да, да, да. Ну, так, так, - отвечали обыкновенно встречные, делали сосредоточенные лица и задумывались.

- Здравствуйте! - здоровался Ф[окин] с каким-то чиновником, идущим к должности.

- Куда это вы? - спросил чиновник.

Ф[окин] нагнулся к воротнику его шинели и шепнул ему, указав на меня глазами.

- Мм! Вот она какая история! - глубокомысленно сказал чиновник.

- Да, - самодовольно заметил Ф[окин]. - Только вот как вы нам посоветуете? Сходить ли нам прежде к Михал Иванычу или уж прямо обратиться к Петру Петровичу? 3

Чиновник задумался.

- Дело мудреное, - проговорил он наконец, - как сами знаете. Мой совет - побывать прежде у Михал Иваныча.

- Ну, вот, вот! И я так же думаю. Да. Так до свидания.

- Мое вам почтение.

Чиновник пристально посмотрел на меня и пошел своей дорогой, в раздумье покачивая головой.

- Что вы беспокоитесь? - сказал я Ф[окину], - Ведь дали же мне записку.

- Дали-то дали. Это, конечно; только, знаете, все бы лучше побывать нам у одного человека.

- Да зачем?

- Эх, какой вы! Да уж положитесь на меня.

- Ну, ведите, куда знаете.

Мы вошли в какой-то грязный переулок, кончавшийся большим вязким болотом. Кособокие домики с прогнившими крышами окружали его с четырех сторон. Болото это в сущности должно было по плану изображать площадь. По ту сторону болота стоял дом, ничем не отличавшийся от прочих, а в нем жил тот человечек, у которого, по мнению Ф[окина], нам необходимо нужно побывать. На дворе накинулась на нас собачонка, но Ф[окин] сейчас же заговорил с ней, и она успокоилась. На этот лай вышла кухарка и повела нас в переднюю. Ф[окин] пошел предупреждать о моем приходе и вернулся в сопровождении хозяйки дома, очень полной женщины в большом клетчатом платке, которая начала подозрительно осматривать меня с головы до ног. Нужного человечка не было дома, а потому мы и отправились прямо в думу. У церкви остановил нас печник:

- П. Г.! Что ж ты? Я тебя, братец мой, дожидался, дожидался, ажно исть захотил, - сказал он моему спутнику.

- Постой! не до тебя. Дела у нас тут пошли такие, спешные.

- Что мне за дело? Я глину замесил.

- Погоди немножко: я сейчас.

- То-то, смотри, проворней справляй дела-то свои! Рожна ли тут еще копаться! - кричал нам вслед печник.

- Может быть, я вас отвлекаю от занятий? - спросил я Ф[окина].

- Вы, пожалуйста, не стесняйтесь! Теперь я и один найду дорогу в думу.

- Нет; это ничего. Еще я успею. Тут, видите, печка строится в алтаре, так я взялся показать. Вот он и пристает ко мне.

- Так что ж ему дожидаться? Право, вы для меня напрасно беспокоитесь.

- Нет, нет. Я вас одного в думу не пущу. Вы не знаете.

- Ну, как хотите.

Наконец пришли мы в думу. В темной передней встретил нас высокий седой старик в долгополом сюртуке и сердито спросил: "Что надо?" Я показал записку. Старик взял ее, велел мне подождать и ушел куда-то. Ф[окин] сказал мне: "постойте-ка, я тут в одно место сбегаю", - и тоже ушел. Я остался в обществе двух мещан, которые, как и я, ждали чего-то и от скуки терлись об стену спиною. Чрез несколько минут выглянул из двери писец и, внимательно осмотрев меня, сказал:

- Да вы бы сюда вошли.

Я вошел. Писец сел на свое место и начал меня рассматривать. Я смотрел на писца.

- Вы, должно быть, нездешние?

- Нездешний.

- Чем торгуете?

- Я ничем не торгую.

- Прошу покорно садиться.

Я сел. Писец принялся перелистывать бумаги и подправлять буквы, сделав при этом чрезвычайно озабоченный вид. Но по лицу его сейчас же можно было заметить, что его мучит любопытство. И действительно он не выдержал, взялся чинить перо и, рассматривая его на свет, спросил меня равнодушным тоном:

- Вы по каким же, собственно, делам?

Я объяснил, что вот так и так, от К[озочки]на записку принес.

- Мм.

В это время вернулся сердитый старик.

- Отнес записку? - спросил его писец.

- Отнес.

- Ну, что?

- Ничего. А вы зачем на пол плюете? Нет вам места, окромя полу?

- Ну, ну, не ворчи!

- Чего не ворчи! Ходи тут за вами, убирай.

Старик опять куда-то ушел. Я сидел, сидел, скука меня взяла: нейдет Ф[окин]. В отворенную дверь видно было, как в передней мещане вздыхают, потягиваются и рассматривают свои сапоги. Пришел еще писец и принялся писать. Я отворил дверь в другую комнату; там было присутствие: большой стол, покрытый сукном, зерцало, планы развешаны по стенам. Я вошел в присутствие и стал рассматривать план Осташкова. удивительно правильно выстроен, совершенно так, как строятся военные поселения: всё прямоугольники, улицы прямые, площади квадратные. На столе лежит книга; я посмотрел: "Памятная книжка Тверской губернии за 1861 г. Цена 85 коп."

- Эй! Ступай вон! - вдруг закричал кто-то позади меня.

Я оглянулся: в дверях стоит старик.

- Нешто можно в присутствие ходить?

Я вышел, держа книгу в руках.

- Брось книгу-то, брось! Зачем берешь?

- Я хочу ее купить.

- Купить! Ишь ты, покупатель какой!

Я отдал старику книгу и спросил писца: нельзя ли мне приобрести один экземпляр? Писец сказал, что можно; я отдал ему деньги и потребовал сдачи. Писец взял было трехрублевую бумажку, но другой, вдруг сообразив что-то, вырвал у него деньги и возвратил их мне; потом взял книгу, отвел в сторону первого писца и стал с ним перешептываться; потом позвал старика и послал его куда-то с книгою. Старик заворчал, однако, пошел. Тут же явился Ф[окин].