Письма о современной литературе - [8]
Бог с ним, с этим временем, временем отвлеченной и заемной умственной деятельности. Хорошо, что мы уже понимаем его ложность. Лучше былых самообольщений, лучше заемной, чуждой родной почвы поэзии наше строгое непоэтическое время. – Когда и как явится опять поэзия в русском народе, какой образ примет она, будет ли она чем-то невиданным и по выражению, вновь ли запоется песня – это связано с жизнию, и этого решать мы пока не беремся. Во всяком случае, прежняя отвлеченная поэзия – прошла; новой, действительной и народной, – еще нет. – В наше время поэтическое может быть только средством, одним из способов для выражения той или другой мысли. Известен анекдот об математике, который, выслушав изящное произведение, спросил: что этим доказывается! Как ни странен такой вопрос в приведенном случае, но есть эпохи в жизни народной, когда при всяком, даже и поэтическом, произведении является вопрос: что этим доказывается? – Таковы эпохи исканий, исследований, трудные эпохи постижения и решения общих вопросов. Такова наша эпоха.
Все ли понимают великий вопрос, предстоящий теперь русскому человеку? Не все его понимают, но все испытывают его присутствие; одни старательно идут к разрушению вопроса или стоят перед ним в недоумении; на других отразился он отсутствием прежней деятельности, скукою, апатиею.
В сфере науки именно заметно у нас много полезной деятельности, которая должна дать богатые и живые плоды. Наука первая пробует свои силы и старается выйти из отвлеченности и подражательности, старается встать на свои ноги. Всего более чести в наше время ученым занятиям, предмет которых – Россия со всех сторон. Изыскания, исследования, преимущественно по части русской истории и русского быта, должны по-настоящему быть делом всякого русского, неравнодушного к вопросу мысленной и жизненной самобытности в России.
Стихотворство как будто само сознает, что время его миновало; стихов пишется мало, сильного впечатления ни на кого они не производят, поэтому много говорить о стихотворениях нечего. Но о писателях не стихотворцах, о изящных наших прозаиках, стоит поговорить поподробнее. Литературная арена ими битком набита; число их очень значительно, прибывают они с каждым днем, пишут очень много и плодовито – что им делается! Замечательно, что и здесь отовсюду появились женщины-писательницы: знак не очень утешительный. Эти господа писатели пишут преимущественно повести и романы; впрочем, пишут и драматические произведения, похожие больше на драматизированные рассказы. В этой огромной толпе писателей (если бы их всех перечесть по именам, вышли бы целые страницы) разницы очень немного. Главное, все пишут, как уже сказали мы, недурно; у всякого есть нечто, похожее на талантик, у всякого гладкий и легкий слог, выработанный ими собственно для себя. – Впечатление, производимое их сочинениями, соблюдающими все литературное приличие, – впечатление скучное, обидное и грустное. Ничего не может быть скучнее бесцветного или бездарного литературно приличного произведения, вычищенного и прибранного; обидно, что такое произведение, не имея внутреннего достоинства, имеет как будто благовидную наружность; и, наконец, грустно, что есть так много людей, которые решаются безжалостно тратить время на писание таких повестей и романов.
Впрочем, и в этой безжизненной литературе есть свои счастливцы, и если они различаются не личностями, то массами. – Художественного произведения нет ни одного, да и быть не может, но оттенок личной талантливости писателя и содержание повести по значению составляет разницу между произведениями. Произведения, не будучи художественными, могут иметь свое значение, не художественное значение (достоинство редкое), а достоинство изложения, что еще может быть и что еще не дает произведению цены самобытного создания. Наконец, такие произведения могут иметь значение историческое: это как хорошие люди, которые скажут вам мысль свою и глубоко и сами проникнутся живым одушевлением и чувством; но одушевлено ли оно?
К числу таких писателей принадлежит г. Тургенев; не тот г, Тургенев, который сочинял очень гладкими и иногда звучными стихами разные плохие повести и рассказы, который писывал стишки а la Лермонтов; об этом г. Тургеневе мы бы и говорить не стали. Для нас занимателен г. Тургенев, автор «Записок охотника». В «Записках» этих сквозь самодовольную толпу разновидных с бритыми подбородками господ в немецких костюмах протеснился наконец и стал перед автором образ русского крестьянина, и автор изобразил его с сочувствием; уж и это много. Хороша также русская природа у г. Тургенева, хороши и разные лица из других слоев общества, хорош, хотя еще слабый для уха, неясный, неопределенный шепот русской жизни, слышимый вообще в «Записках охотника». – Но справедливость требует сказать, что все остальные произведения г. Тургенева, его комедии и драматические сцены, принадлежат к той массе недурных прозаических сочинений, характер которых мы обозначили выше. Тем не менее г. Тургенев примыкает к тому крайне небольшому числу писателей, от которых ждешь в будущем и которым хочешь сказать:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Бражник входит в рай: вот основа этой повести. С первого взгляда это может показаться странным. Иные даже, может быть, подумают, не хотел ли русский народ оправдать этой повестью страсть свою к пьянству… Ничего подобного тут нет. Чтобы понять истинный смысл повести – смысл глубокий – надобно вникнуть в нее и обратить внимание на весь рассказ о бражнике…».
«Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,Что из крыльев комаришкиСделал две себе манишкиИ – в крахмал!..».
«Россия!.. Какие разные ощущения пробуждает это имя в целом мире. Россия, в понятии европейского Запада, – это варварская страна, это страшная, только материальная сила, грозящая подавить свободу мысли, просвещения, преуспеяние (прогресс) народов…».
«Русское воззрение! Мы уже говорили, что это выражение, сказанное „Русскою беседою“, выражение мысли столь простой и истинной, возбудило недоразумения и толки; они продолжаются и теперь. Вследствие этих недоразумений и толков „Русская беседа“ пыталась объяснить своим противникам это выражение и эту мысль; но, несмотря на ее старания, мысль остается как будто непонятною, и само выражение не перестает казаться непонятным…».
«Среди множества повестей, поставляемых в журналы, редко встречаются такие, на которых бы внимание могло остановиться долее того времени, какое нужно на прочтение их. Хотя бы повесть была подписана и известным именем в литературе, – все же заранее знаешь и приемы и направление, раз высказавшиеся, знаешь весь состав повести и даже относительное количество входящих сюда составных частей, – так что никакого труда не стоит тут же разложить химически создание современного сочинителя повестей и романов, потому именно, что это не создание, а состав, сделанный с большою ловкостью и изредка с талантом…».
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.