Письма Никодима. Евангелие глазами фарисея - [27]

Порой Он говорит вещи, которые вселяют беспокойство. Как–то Он сказал: «Вы слышали, что заповедал Моисей: „Если кто ударит кого, то пусть отдаст жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, удар за удар…“? А Я говорю вам: если кто ударит тебя в правую щеку, подставь ему и другую, если кто захочет забрать у тебя хитон, отдай ему и симлу, если кто принудит тебя сопровождать его — следуй за ним до конца; просящему у тебя — дай, даже если ты знаешь, что даешь как милостыню».

Не слишком ли это высокие требования? А вот послушай нечто еще более поразительное. Это случилось сегодня утром. Среди окружавшей Его толпы были семьи галилеян, перебитых римлянами во время последнего Праздника Жатвы. Кто–то вспомнил об этих событиях и, естественно, тут же послышались причитания и жалобы. Учителя проняли эти крики. Если бы ты видел, как Он, слушая, склоняет голову к людям, и блеск солнца отражается в Его волосах цвета старого потемневшего золота, если бы ты видел Его глубокие, светящиеся состраданием глаза. Когда кто–то рассказывает Ему о своем страдании, Он Сам, кажется, страдает даже больше, нежели рассказчик. «Мой сын…» — рыдала какая–то женщина с сухим, изъеденным морщинками лицом, напоминавшим потрескавшуюся на солнце глину. «Мой муж…» — говорила другая, молодая, прекрасно сложенная амхаарка сухим бесцветным голосом, каким стараются справиться с горем. У Него задрожали губы. Он вздохнул.

— Вы думаете, — вдруг сказал Он, обращаясь к окружавшим Его людям, — что ее сын и ее муж были большими грешниками, чем вы все?

Воцарилась недоуменная, полная растерянности тишина.

— Нет, — Он встряхнул головой, — если вы не покаетесь, то все погибнете! — эти слова прозвучали как приглушенный вопль отчаяния. Под волнистой бородой крепко сжались челюсти. Но потом Его будто озарила новая мысль. Он поднял руки, как всегда, когда собирался говорить с толпой, и произнес:

— Помните, что сказано в Писании? «Не пожелай крови брата твоего, не таи ненависти на него, не ищи мести для него, возлюби его, как любишь самого себя». А Я говорю вам…

Голос Его переполнился, как Иордан в пору дождей:

— Любите врагов ваших, молитесь за обижающих и ненавидящих вас. Ибо если вы любите брата или человека, любящего вас, то какая вам за это награда? И язычники так же поступают. Но вы делайте иначе: будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный…

Когда я все это услышал, моим первым намерением было тотчас же уйти от Него и вернуться в Иерусалим. Что за охота таскаться за человеком, слова которого, словно камни: «Подставь другую щеку… Люби врагов твоих…» Любить? Кто же может любить грешника? Я еще раз повторяю: мир полон зла. Добро не может само себя защитить. Все это знают, только один Он этого не замечает. Он воображает, что правда должна восторжествовать только потому, что она правда! Увы! правда всегда нуждалась в помощи, и всегда приходилось буквально навязывать ее людям.

Если Его послушать — то надо бросить учить, и ограничиться тем, чтобы всегда поступать с людьми так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой. Однако следует признать, что Он именно так себя и ведет. Когда я смотрю на Него, я знаю и чувствую, что Он любит меня точно так же, как любого амхаарца из толпы, араба, римлянина, грека или кого угодно еще. Более того: чужих Он любит точно так же, как и своих близких: Мать, учеников, братьев, сестер… Говоря «также» я имею в виду, что Он любит каждого такой огромной великой любовью, что в ней не может быть различий. Любят больше или меньше тогда, когда любят умеренно. Его же любовь не знает границ. Я не могу себе представить, чтобы Он отказал кому–нибудь. Люди требуют от Него чудес, словно хотят взять взаймы, зная, что не вернут долг. И Он им дает! Дает даже вопреки Себе, словно в подтверждение Своих собственных слов о милосердии и доброте Всевышнего. Исцеления, которые Он ежедневно совершает в таком количестве, и есть наглядная демонстрация Его правды. Он исцеляет больных, желая тем самым показать, что Адонаи не может поступить иначе по отношению к тем, которые ему доверились. «Видишь, — словно говорит Он, — Я тебя исцелил, знай же теперь, каков Он и чего ты можешь от Него ждать! Это знак того, что ты должен Ему поверить…» В самом деле, разве есть люди, которым не нужен такой знак, которые бы поверили Всевышнему без засвидетельствования чуда? Эта мысль возникла у меня сегодня, и, признаться, она меня тревожит. Сдается мне, что я вижу скрывающуюся здесь ловушку: человек вновь обрел здоровье для того, чтобы убедиться что Господь милосерд; он убедился — и что дальше? Но по какому праву Он говорит от имени Предвечного? Эта дерзость всегда меня от Него отталкивала. Я не выношу Его самоуверенности! Пару дней назад мы с Ним были в маленьком городке Хоразин, тут неподалеку, под Капернаумом. Народ там, как и повсюду, взволнованно приветствовал Его, к Нему приносили больных, Его старались ухватить за края одежды, ибо люди верят, что одно лишь прикосновение к Его хитону, и даже сама Его тень, обладают способностью исцелять. Впрочем, такое действительно случалось… Люди, как обычно, внимали Его речениям, били себя в грудь, шмыгали носом, и почесывали голову, словно в нерешительности. Некоторое время спустя мы снова пришли в этот город и первое, на что мы наткнулись, было шествие дружек, которые, препроводив невесту к жениху, с пьяными криками возвращались в дом ее родителей, чтобы продолжить там веселье. Он остановился и вдруг Его словно взорвало. Никогда не знаешь, что Он сделает или скажет в следующий момент: то ли улыбнется этому стаду нечистых амхаарцев, то ли разгневается. Он, обычно такой спокойный и тихий, вполне умеет взрываться, и Его гневные слова свищут над головой, словно бич погонщика верблюдов. Он простер руку вверх и тут же с силой опустил ее, как пророк, извергающий проклятие.