Письма мертвецов - [7]

Я еще постоял какое-то время, держа в руках обрывок ткани, потом подошел к гардеробу и достал смокинг.Теперь я твердо решил пойти на вечеринку.

Ровно в восемь тридцать я подъехал к дому Ламберта. Сегодня я был готов на все, мною владела холодная ярость. Чтобы начать действовать, мне недоставало фактов, но я твердо решил, что обязательно добуду их. Раз я преступник, органы правосудия закрыты для меня, и, если я обращусь к ним с просьбой защитить мои права, меня просто поднимут на смех и выставят за дверь.Значит, остается одно — самому себе быть и судьей и присяжными, а когда понадобится, и судебным исполнителем.

Гостей было немного — в небольшом зале танцевало не больше десятка пар. Миссис Ламберт оказалась рыжеволосой женщиной с проницательным взглядом голубых глаз, которые, по-моему, подмечали гораздо больше, чем казалось со стороны. Когда меня представили, она посмотрела на меня пристально и задумчиво. Мне почему-то показалось, что она читает газеты и знает, кто я такой. И однако же не воспротивилась моему присутствию.

Слай тоже был там, и меня официально ему представили; Огден Слай — так звучало его полное имя. Никто из нас и не подумал протянуть другому руку. Он только слегка наклонил свою огромную голову, а руки его так и болтались, словно гигантские щупальца осьминога. Его красноватые глаза заглянули в мои, а рот с нависшим над ним крючковатым носом пришел в движение. Должно быть, это означало что-то вроде официального приветствия, но никаких слов я не услышал.

Луиз излучала обаяние, на ней было одно из тех платьев, какие женщины надевают, чтобы выставить на всеобщее обозрение свои прелести. Легкость и прозрачность платья, плотно облегавшего это полное жизни тело, усиливали его привлекательность.

— Эд, да прекрати ты пялиться на мои ноги! Я не хочу, чтобы родители подумали, что ты безнадежно старомоден или, хуже того, начинаешь стареть. Ты такой несовременный… Не думай, ты приглашен сюда не для того, чтобы пожирать глазами мои коленки.

Я не отреагировал на ее шутку. Мысли мои были далеко. Я думал о моем верном псе, лежавшем сейчас при смерти. Я пришел сюда с единственной целью — заполучить карты, которые мне были нужны, чтобы выиграть.

Джон Ламберт показался мне доброжелательным и слегка озабоченным. Он был неизменно приветлив с гостями, что обычно свойственно людям, которые, став влиятельными, не теряют способности серьезно и глубоко мыслить. И все-таки его снедало какое-то беспокойство.

Слай буквально не отставал от девушки. Он танцевал с ней, и во время танца его длинные волосатые беспокойные руки шарили по ее телу, впивались в ее нежные плечи, при этом грузное тело и пустое бессмысленное лицо казались всего лишь студенистой грудой плоти.Картину дополнял красноватый блеск глаз, крючковатый нос, напоминавший клюв попугая, и узкий рот.

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я появился в зале, и мне начало казаться, что я пришел зря. Но я не собирался сдаваться.

В любом случае я оказался в лучшем положении, чем один из молодых гостей, которого мне представили как Уолтера Картера. Насколько я понял, он сопровождал крохотную подвижную блондинку, которая, обнажив все имеющиеся у нее прелести, болтала без умолку. В минуту она произносила невероятное количество слов, но до сих пор не изрекла еще ничего путного. Она могла бы написать полное собрание сочинений в пятидесяти томах на тему погоды, и все для того, чтобы, прочитав их, высунуть голову в окно и понять, что на улице идет дождь. Она напоминала надоедливого ребенка, и у Уолтера Картера было такое выражение лица, будто он только что съел тухлое яйцо и не может отделаться от его омерзительного вкуса.

Но, в конце концов, она была единственным неудобством на этой вечеринке.

От меня, похоже, ждали, что я буду увиваться вокруг дам. Я оглядел их всех до одной — вечерние платья открывали, конечно, больше возможностей, чем будничные наряды. Но я никогда не любил танцевать. На мой взгляд, существуют куда более интересные способы времяпрепровождения, нежели топтание на цыпочках под музыку с хорошо «упакованным» изящным грузом в руках. Конечно, это всего лишь мое личное мнение.

Около десяти, воспользовавшись привилегией гостя, я решил пройтись по дому, чтобы удовлетворить свое любопытство мошенника.

В одном из крыльев дома у Джона Ламберта был кабинет и библиотека, и, судя по ним, его не очень интересовала светская жизнь. Ему хватало того, что у него есть свое местечко, — довольно уютное, уставленное стеллажами книг в кожаных переплетах, с длинным столом, пишущей машинкой и рабочим креслом. Я заметил, что почти все профессионалы высшего класса имеют обычно что-то вроде кабинета с библиотекой, но имеют ли они его просто по той причине, что любят работать в одиночестве, или потому, что предпочитают компанию книг женскому обществу, — этого я сказать не могу.

Прогуливаясь по дому, я вышел на веранду и спустился в небольшой внутренний дворик в задней части дома, окинул взглядом клумбу, освещенную лунным светом, и направился обратно. Из кабинета доносились голоса. Воспитанный гость на моем месте кашлянул бы, джентльмен поспешил бы уйти, но я, будучи мошенником и гордясь этим, на цыпочках подкрался к двери и прислушался.