Письма - [8]

Из деликатности я не хотел Вам это говорить, да и нужды не было, потому что всякий разговор Вы обязательно сводите на личности и вообще вы органически не способны отделить личные отношения от деловых. Даже на заседаниях совета Вы всегда позволяли себе делать некрасивые личные выпады по число деловым вопросам. В последнее время Вы поражете меня целым букетом какой-то лжи и хитрости, намеков и клеветы на других. В то же время Вы всякую мою "придирчивость" к Вам обьясняете тоже какими-то хитросплетенными личными причинами. И даже мое отношение к другим работникам Вы встречаете смешком какого-то не вполне чистого подозрения.

Всю эту атмосферу личных фокусов Вы на каждом шагу вносите в дело и даже по отношению к воспитанникам. Ваши последние столкновения с ними имеют совершенно личный характер. Шершнев взял Вашу ложку, Стебловский заподозрил Вас в намерении рвать яблоки. Вы не понимаете, что все эти случаи свидетельствуют о неуважении воспитанников к Вам...

В последний год Вы принесли много вреда, вреда колонии муссированием ненужных разговоров, ненужных столкновений, поддерживанием какого-то вздорного, совершенно бабского колорита в отношениях.

Если к этому всему присоединяются, так сказать, еще и идейные расхождения между нами и Вами, то ясно, что лучше брать быка за рога. Кому-нибудь нужно уступить. К сожалению, Вы не обьявили Вашего положитель

ного идеала в воспитании. Если судить по работе Вашей и, допустим, Головнина, то совершенно для меня ясно, что этот идеал далек от моего. Нам помириться нельзя. Вы уступить тоже не способны.

Я считаю, что по Вашим силам было бы только одно: принять мою систему, искренне и настойчиво учиться, помогать Всеми вашими молодыми силами идти вперед. Вы этого никогда не могли сделать. Пока Вы жили здесь, Вы делали вид, что колония для Вас что-то представляет. Как только Вам надоело переносить тяжесть, для Вас непосильную, Вы перебрались во вторую колонию и там "расплясались в русский пост", создали неприличную и смешную оппозицию не общему мнению, даже не мне, а всему делу, всякой работе, сгруппировали вокруг себя "дачников" и неудачников% наполнили колонию чадом вашего кружкового, злобного и пустого времяпрепровождения.

Все это можно допустить где угодно, но в колонии этого никогда не будет. Здесь не только служат, здесь нужно жить так, чтобы Ваша жизнь не делалась анекдотом.

То, что это сделали Вы, старая колонистка, я ни обьяснить, ни простить не могу. Я это старался сделать. К сожалению, Вы далеко зашли в Вашем бравировании. Я поэтому самым серьезным образом обращаюсь к Вам с просьбой оставить колонию. Ваша идейная убежденность о том, как нужно работать. Ваши постоянные угрозы с презрительным выражением губ воспользоваться приглашением Довганова позволяют мне надеяться, что и для Вас Ваш уход будет наиболее приятным выходом. Во всяком случае это будет последовательно и, если хотите, честно. Я удивляюсь, как Вы сами раньше до этого не додумались. Все-таки было проще и естественнее вовремя бросить колонию, чем на каждом шагу выражать презрение ко мне, к Ивану#5 (то, что мы скверные люди, вопрос, к делу не относящийся), к колонии, к нашей работе, к нашей системе и кончить организацией враждебного кружка лодырей.

Я бы это еще мог перенести в 1921 году, но сейчас, когда я убиваю последние силы на колонию и когда зима стоит передо мной с большими и интересными планами, требующими самоотверженной, четкой, открытой и дисциплинированной работы, я не способен и не могу уделить внимание для возни с Вашим бравированием. Поэтому еще раз прошу считать мое послание о Вашем уходе окончательно выраженным.

Буду очень Вам благодарен, если Вы откажитесь от всяких оправданий, переписки и переговоров и сделаете честно то, что давно должны сделать. Мне было трудно принять это решение, и последним моим колебанием было намерение перевести Вас в первую колонию.

Желаю Вам всего хорошего. Будьте всегда уверенны, что невозможность для нас вместе работать нисколько не исключает моего уважения к Вам и признания за Вами многих достоинств вполне определяющих мое отношение к Вам как к человеку.

А. С. Макаренко

P.S. Еще раз прошу Вас не пытаться что-либо изменить в моем решении.

Разумеется, Вы можете оставить колонию без всякой потери. Это меня совершенно не беспокоит. В городе Вас пригласят как хорошего работника. Я же со своей стороны не помешаю Вам не спеша произвести выбор новой работы.

А. М.

О. П. Ракович

29 декабря 1923

Мое неласковое солнышко!

Я уже во второй колонии. Сижу и серьезно мечтаю: вот именно здесь я понял, до чего одинок, понял также и то,, что по свойствам своей натуры и не могу быть не одиноким.

Ну хорошо. Спрашивается: как можно быть одиноким, когда есть Солнышко? Правда, трудно? Нет, еще легче, Солнышко.

Я чувствую сейчас в себе огромные силы, но и уже хорошо знаю, что эти силы слишком глубоко во мне скрыты. Вы не можете их увидеть. Это силы мысли и философского синтеза. Если Вы их увидите, Вы отравитесь ими навсегда. Вам не нужно их показывать. А то, что Вам нужно и что Вам поэтому нравится, того у меня нет: ни беззаботного смеха, ни остроумия без претензий, ни ясной силы жизни: живи, пока живется.