Письма к Генри Миллеру - [4]

Мне кажется, что ответ на них - "Тропик". Колесо свершило полный оборот назад, в холодную доледниковую эру, когда дерьмо было дерьмом, а ангелы были ангелами. В "Тропике" Вы перешли границу. Те из нас, кто понял, что это значит, возрадовались, ибо тем самым вся система вернулась к истинным своим пропорциям. Вас это может удивить, но тем не менее так оно и есть. И англичанин никогда бы не смог этого сделать. Творить на подобном уровне может лишь настоящий изгнанник. Впрочем, на Вашем месте я не стал бы давать себе труд читать "Гамлета": разве что ради поэтических его достоинств. Не для Вас его гримасы и проблемы - Вы их уже решили. Но, господи боже мой, Шекспир ведь сам был на грани того, чтобы решить эту задачу, и неоднократно. Но не смог, вот и Гамлет не смог. И наконец, под занавес, затянутый финал: полный условностей елизаветинский pogrom и краткая, но глубокомысленная эпитафия. Шекспир отправился домой и закопал кишки под вишенкой. Тот же самый вопрос звучит у него повсеместно, хотя ни разу не поднимается до таких высот, как в "Гамлете", и не подходит настолько близко к разрешению. Сквозь "Лира", сквозь "Тимона", сквозь чудесные душераздирающие сонеты проглядывает его безумие. Только закованное в цепи. Англичане всегда, что бы там ни гласил национальный гимн, были рабами. Только Чосер, Скелтон и, может быть, еще несколько человек, варвары по природе, сумели вырваться на волю - или родились свободными.

Но из тех, кто спасся, равных Шексу нет, и равных его эпохе тоже. Самые откровенные свидетельства внутренней войны в "Гамлете" - это сцены с Офелией. Общество - на том основании, что у героя есть пенис, - заставляет Гамлета считаться с ней. Но она за ним не успевает, и внутренний Гамлет вскоре вовсе перестает обращать на нее внимание. Он ее презирает. Нет, он даже рад от нее отделаться.

Этой жуткой иронии в его бреднях у могилы, кажется, не заметил никто, кроме меня. Попытка вновь обрести почву под ногами? Нет. Он вступает в словесную дуэль с ее излишне возбужденным братцем просто потому, что ее смерть и другие подобные события уже не имеют для него никакого значения, он живет по собственному летоисчислению. Подобной иронии свет еще не видывал. Пару минут спустя он берет сам себя за шиворот, как пьяного, и уходит, болтая с Горацио. Офелия есть трагедия внешняя - ОНА НЕ ИДЕТ В РАСЧЕТ. <:>

Я уверяю Вас, "Гамлет" не может не быть великой пьесой. Т. С. Элиот считает, что это "писательская неудача". Тут мне добавить нечего. Сам Элиот не борется, он трепыхается, а потому даже и понятия не имеет, о чем идет речь. "Бесплодная земля" напоминает мне рассчитанные на поборников физической культуры бодрые брошюрки, где речь идет о том, как избежать мастурбации. Удачи.

Лоренс Даррелл

P.S. Что там Стайн говорит насчет американской литературы? Мне интересно. Только сам ее тон мне не нравится, вроде как таблица умножения. Вы читали, как Льюис разнес Джойса, Паунда, Стайн и всю эту шайку?

Я последние несколько дней пишу такую поэзию! Такую поэзию!

[Ок. 27 января 1937 г.]

Д/п Ионийское побережье, Корфу, Греция

Дорогой Г.М.

Я родился 27 февраля 1912 года, в час ночи. Насчет индийской крови Вас дезинформировали. Мать ирландка, отец англичанин. Богобоязненный, крепко сбитый народ времен Восстания - и исправные прихожане. (Моя бабушка в ожидании банды повстанцев уселась на веранде собственного дома с дробовиком на коленях; но им довольно было издалека увидеть выражение ее лица, и они ушли восвояси. Отсюда фамильное выражение лица.) <:>

Искр. Ваш

Ларри Даррелл

(на следующий день)

Корфу

<:>

Я родился в Индии. Учился в тамошней школе - у подножия Гималаев. Самые прекрасные воспоминания - краткий сон о Тибете, пока мне не стукнуло одиннадцать. А потом этот мерзкий, паршивый островок, который вытянул из меня все кишки и приложил максимум усилий, чтобы уничтожить во мне все, в чем я не был похож на других, всякую нужную мне малость. Мое так называемое воспитание шло из рук вон. Всякий раз, как я бывал несчастлив, я крушил стойло. Список школ, из которых меня исключили, вышел бы в ярд длиной. Я провалился на всех до единого государственных экзаменах. Я чудил и блудил в Лондоне - играл в ночном клубе джаз, писал джазовые песенки, занимался недвижимостью. Никогда по-настоящему не голодал - но кто знает, не является ли постоянное недоедание своеобразной степенью голода, - Нэнси, когда я с ней познакомился, была в столь же неопределенном статусе, и мы с ней вступили в предосудительный союз: сумеречная греза, пахнущая битыми бутылками, мокротой, консервированной пищей, тухлым мясом, мочой - запах венерологической клиники. И таким вот образом что ж, мы получили свою дозу алкоголя и смерти. Урок второй, если верить св. Павлу. Открыли вдвоем фотостудию. Прогорели. Пробовали заняться афишами, потом писали рассказики, потом была журналистика - вот только что под попов не ложились. Я написал дешевый роман. Продал его - и все как-то сразу утряслось. Мне показалось, я нашел себе непыльную работенку. Искусство ради денег. Второй я дописал, когда мы приехали сюда. А после нас хоть потоп. Вся эта эпическая Илиада заняла в общей сложности года три или четыре. А впечатление такое, что прошел миллион лет.