Письма из Лондона - [121]

Так все и продолжалось ни шатко ни валко. Во всей этой истории был один значительный успех, который и сейчас налицо и который Рушди, как и следовало ожидать, оценил по достоинству: «Англичанам кровь из носа нужен был фактический результат — сохранить меня живым. И на службы безопасности всего мира действительно произвело впечатление то, что сделали британские спецслужбы. Американцы и то развели руками: «У нас бы так не получилось». Но с этим последним сюжетным поворотом тоже часто выходило не слава богу. В прошлом сентябре, например, выплыло, что British Airways запретила Рушди летать на всех своих рейсах, аргументировав свое решение, inter alia, тем, что персонал сойдет с любого самолета, на борт которого поднимется он. К несчастью для авиакомпании, один раз Рушди таки умудрился пройти под радаром и перелетел ВА из Парижа в Лондон; стюардессы, и не подумавшие разбегаться, просили у него автографы. British Airways охотно — да что там, с гордостью — перевозит политиков и членов королевской фамилии с аналогичным уровнем угрозы по отношению к ним. И какова позиция правительства относительно этого вопроса? Согласно Рушди, правительство трижды просило свою национальную авиакомпанию перевозить пассажира, подвергающегося особой опасности, и трижды ВЛ отказывала. Правительство, которое не в состоянии приструнить даже собственную авиакомпанию, едва ли сумеет прижать к ногтю Тегеран.

Романы часто мучают нас всякими «если бы да кабы», вот и дело Рушди все время подкидывает нам разного рода альтернативные сценарии. На первый взгляд могло бы показаться, что Рушди особенно не повезло потому, что эти его пять лет внутренней ссылки выпали на эпоху, когда у власти было консервативное правительство. И, в известном смысле, наоборот: едва ли для среднестатистического члена парламента, приверженца Тэтчер, могло бы найтись — как проверка на вшивость его принципов — что-нибудь менее привлекательное, чем темнокожий романист левых убеждений, который в эссе, сочиненном во время выборов 1983 года, назвал любимого лидера «необыкновенно жестокой, некомпетентной, беспринципной и склонной к насилию», а страну — «зашнуровавшейся в три корсета старухой, впавшей в маразм и вообразившей, будто на дворе вновь настали викторианские времена, одним позволено все, а другим лишь знать свое место — ступай-ка в людскую, любезный, тут только для чистой публики». Да чего там, не он ли в этой треклятой книжке, из-за которой так переполошились все эти чурки, назвал премьер-министра «миссис Чёртер» (На самом деле нет: у него есть там один сатирически описанный приверженец Тэтчер, который в сердцах называет ее таким образом; но в любом случае это уже сфера литературной критики.) Жаль бедных консервативных членов парламента, которых угораздило вляпаться в такую непростую историю, однако еще больше жаль Рушди, которому пришлось хлопотать о своем деле, натыкаясь на непрошибаемость тори.

Однако гипотеза, альтернативный сценарий, согласно которому его дела сложились бы более удачным образом, будь у власти лейбористская партия, — неубедительная. Исторически — да, более либертарианские и благоволящие к искусству, чем тори — лейбористы вряд ли стали бы лезть из кожи вон, чтобы протянуть руку помощи своему широко известному стороннику. Бывший лидер партии Майкл Фут (один из членов жюри Букеровской премии, выбравшего «Сатанинские стихи» в шорт-лист) последовательно и неотступно защищал Рушди, но оба его преемника, Нил Киннок и Джон Смит, проявляли сверхосмотрительность, и даже более того. Киннока сдерживало то, что его главные представители по внутренним и иностранным вопросам Рой Хаттерсли и Джеральд Кауфман, судя по всему, больше всего заботились о том, чтобы причинить правительству как можно меньше беспокойств по этому вопросу. Хаттерсли, на тот момент второй человек в партии, — тоже в своем роде писатель (он сочиняет калорийные саги, кишащие персонажами, которых зовут Хаттерсли); он предпочел придерживаться двойственной линии — мол, Рушди имел право напечатать свой роман, но ему следовало бы пресечь его издание в мягкой обложке: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить в этой позиции некоторое противоречие. Два лейбористских члена парламента потребовали изъятия книги, утверждая, что лейбористская «двоякая позиция» по этому делу (т. е. пара писков в защиту Рушди) могла стоить партии ни много ни мало десятка мест на следующих выборах. В глубине души лейбористские депутаты могли симпатизировать писателю, но публично партия умывала руки.

Политики могут быть очень бесцеремонными и орать как резаные, когда они чуют голоса на выборах; истина в случае Рушди — или по крайней мере истина в том виде, как ее представляло большинство британских политиков — была в том, что, открыто поддерживая его, мало что можно было выиграть и много — потерять. Эта подлая логика, по-видимому, состояла в том, что, тогда как люди, в принципе сочувствующие Рушди, голосуют скорее по более широким вопросам, выбор его ненавистников из мусульманской общины будет обусловлен вопросом одним-единственным. Таким образом, между лейбористами и консерваторами возникла перекрестная межпартийная поддержка в пользу апатичного отношения к делу. Более надежную помощь Рушди получал от Падди Эшдауна, лидера либеральных демократов, чьи места были скорее в тех частях страны, где не было цветного населения.