Письма из деревни - [7]

- Что-то я совсем плохой стал, вот читаю уже в очках.

- И я плохой стал. Раньше бывало пью-пью - и ничего. А теперь четыре стакана выпью - потею...

Письмо седьмое

Александр Николаевич Энгельгардт по молодости лет был отчаянный либерал. Даром ему это не прошло: в 1870 году его арестовали, посадили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости и впоследствии выслали в родовое имение Батищево, Дорогобужского уезда, Смоленской губернии,- тут-то и пошла настоящая жизнь, настали златые дни. Александр Николаевич завел у себя в деревне образцовое хозяйство, создал свою агрономическую школу и прославился на всю Россию как выдающийся публицист.

Вот уж, действительно, "не знаешь, где найдешь, а где потеряешь". Положим, ты участвуешь в тайном обществе "Земля и воля" или заседаешь на съезде собаководов и думаешь, что дело делаешь, а настоящее-то дело, как поглядишь, вот оно: жить себе тихо-мирно в деревне, пашней заниматься и размышлять о сущности личного бытия. Ей-богу, выйдет и себе полезнее, и здоровее для страны. Сдается, если б Ульянов-Ленин так и остался в Шушенском да занялся бы настоящим делом, например, выведением морозоустойчивого сорта ржи, сколько действительной пользы он принес бы Отечеству - ведь это все же не то, что мыкаться по Европам, лелея планы вместо одних разбойников посадить на Руси других.

Молодежь не в счет, молодость, по сути дела, большое горе, но мы-то, взрослые люди, из поживших, познавших, почем фунт лиха, отчего не в состоянии освоить простую мысль?.. А именно: хоть ты сиди себе тихо, хоть режься с властями предержащими до последнего издыхания, человечество от этого не станет ни счастливее, ни умнее. Потому что человечество можно накормить, а осчастливить его нельзя. Потому что "На свете счастья нет, /Но есть покой и воля..." - то есть оставь человека в покое, позволь ему распоряжаться самим собой, и он построит личное счастье, как любой мужик построит изгородь и сарай.

Проще всего личное счастье строится на земле. Причем вовсе не обязательно, живучи в деревне, выводить морозоустойчивые сорта ржи, чтобы обрести покой и волю, а уже того много, что, проснувшись, ты не пялишься в стену соседнего дома, а наблюдаешь яблоневую ветку в цвету, которая легонько стучится в твое окно. Что же до хлеба насущного, то можно вполне обеспечить существование, например, выращивая спаржу, занимаясь грибами и редкими травами, делая скворечники или поддоны для дров, которые охотно раскупают дачники, наконец, сочиняя в стихах и в прозе. По крайней мере полгода сравнительно легко прожить по этому образцу: полгода, с ноября по апрель, ерундой занимаешься, скажем, заведуя фракцией в Государственной Думе, а полгода, с апреля по ноябрь, бытуешь себе в деревне, увлекаясь пашней и размышляя о сущности личного бытия.

Вот и Энгельгардт ратует за такой образ жизни: "...неужели же участь всех интеллигентных людей служить,- вопрошает он в своих письмах "Из деревни",киснуть в канцеляриях? Неужели же земля не привлечет интеллигентных людей? Мне кажется, что самые экономические причины - обилие людей, жаждущих мест на службу и вообще легкого интеллигентного труда, дешевизна платы за такой труд вследствие большого предложения при дороговизне материальных потребностей и дороговизне производительного мужицкого труда - неминуемо будут споспешествовать переходу интеллигентных людей на землю. Наконец, земля должна привлечь интеллигентных людей, потому что земля дает свободу, независимость, а это такое благо, которое выкупает все тягости тяжелого земледельческого труда".

Предчувствие Александра Николаевича отчасти осуществилось в последние сорок лет. То есть колхозов сплошь из интеллигенции так и не образовалось и фермеров из городских почти нет, но миллионы людей, получивших свои несчастные шесть соток и ставших нашими эксквайерами, они ли не счастливы с мая месяца по сентябрь? Недаром дачник - такой же помешанный, как футбольный болельщик, завзятый охотник и шахматист.

И вот что еще замечательно: созидая личное счастье, ты исподволь работаешь на страну. Во-первых, ты обеспечиваешь продовольственную независимость Отечества, держа даже самый незначительный огород. Во-вторых, осваиваешь бросовые земли и мало-помалу вместо суглинка получаешь чуть ли не чернозем. В-третьих, самим фактом твоего бытования в деревне ты поднимаешь культурный уровень села, во всяком случае, третьего года наш пастух Самсонов вдруг зачитал, как в другой раз запивают или загуливают с кем-то на стороне. В-четвертых, если бы не городские, то по крайней мере половина наших деревень, часто имеющих почтенную историю, давно бы исчезла с лица земли.

Возьмем деревню Саблино, в которой, по преданию, родился поэт Николай Тряпкин,- трижды эта деревня возрождалась, и всякий раз благодаря усилиям городских. В первый раз, когда ее сожгли немцы, сюда прислали из центра финские сборные избы, полученные по репарациям; во второй раз, когда брошенную деревню заселили городские, опять же главным образом москвичи; а в позапрошлом году Саблино сожгли плотники, которым что-то не доплатили, и городские отстроились в третий раз.