Письма из ада - [2]

Я слышал, что в комнатах устроена была попойка, игра в карты. До меня долетали звуки этого веселья ада. Один из призраков, казавшийся трактирщиком, сделал мне пригласительный знак. Меня привлекал огонь, горящий в комнате, и я повиновался.

- Разве вы не видите, что в дом есть дверь? - сердито встретил меня трактирщик.

- Я замерз, - сказал я вместо ответа.

- Дурак, зачем ходишь обнаженным? - ядовито усмехнулся мне в ответ этот человек, - сюда приходят лишь разодетые люди.

Невольно вспомнил я свой теплый халат и другие принадлежности туалета. Не успел я подумать о них, как увидел на себе и халат, и туфли, и шапку, но не почувствовал тепла и остался нагим. Приблизясь тогда к камину, я пытался согреть замершие члены, но и огонь не давал тепла. С досадой отвернулся я и услышал, как сидящие у стола потешались надо мной, называя болваном! Один из них протянул мне ковш. Я не был никогда пьяницей, но тут я схватил с жадностью поданную чашу и поднес ее к губам... Как выразить чувство, охватившее меня, когда, вместо вина, я нашел одну пустоту?! Везде все то же - пустота! пустота! Мое разочарование было, вероятно, написано на моем лице и, видимо, забавляло окружающих, но в их веселье была какая-то тоска, фальшивая нотка, резавшая мне душу. Игра продолжалась, а я погрузился в тяжелое раздумье. Наконец я обратился к угрюмому хозяину трактира.

- Что это за дом? - спросил я дрожащим голосом.

- Мой! - был короткий ответ.

- Но каким образом он очутился здесь? - спросил я опять.

Трактирщик поглядел на меня с состраданием и несколько минут не отвечал.

- Как очутился здесь? Я пожелал иметь его, и он стоял уже передо мною.

Я стал понимать.

- Значит, этого дома нет в сущности? Он лишь представление нашего воображения?

- Да! - крикнул один из играющих, - мы живем здесь в волшебном краю: о чем ни подумаешь, все тотчас стоит перед нами!

И, с ужасным смехом, выражающим все, кроме веселости, он бросил карту на стол. Теперь я понимал: дом был призрак; и огонь без тепла, и факелы без света, и карты, и вино, и даже передник хозяина - все было лишь призраки! Одно было действительно: невидимая сила, заставляющая этих духов заниматься за гробом неустанно тем, в чем находили мы удовольствие на земле. Меня охватывал ужас при этом зрелище. Я хотел бежать от него, и бежал... но в ушах моих долго звенел демонический смех, похожий на кваканье лягушек, с которым проводили меня играющие в трактире.

Сколько времени я странствовал - не могу сказать! Вдали виднелся свет, к которому я и направлялся; но мало-помалу он становился тусклым и я видел, что скоро наступит полный мрак. Тогда, в невыразимом отчаянии, я съежился и, как пресмыкающееся, остался недвижим, предаваясь беспредельной тоске. Для нас здесь нет развлечения от горя, нет возможности забыться!.. Глубокий вздох заставил меня внезапно обернуться. В полутьме я мог различить человеческий образ, черты которого были несоразмерно вытянуты и руки которого беспрестанно искали конца веревки, обмотанной вокруг его шеи. Изредка он как бы старался совсем освободиться от уз. Он смотрел на меня страшно-вытаращенными глазами и не говорил ни слова.

- Скоро будет совсем темно, - сказал я.

- Да, - ответил он глухим голосом, - скоро наступит ночь.

- А сколько времени продлится она? - спросил я.

- Почем знать? Может быть, два часа, а может быть, и двести лет.

- Разве она не всегда одинаково продолжительна?

- Мы только знаем, что она всегда продолжительна, - вздохнул призрак.

- Но потом, наверно, настанет день?

- Да, если вы называете днем, что на земле считается сумраком. Вы, верно, недавно прибыли сюда?

- Я недавно умер, - ответил я с грустью.

- Обыкновенной смертью? - спросил призрак.

- Да.

Мой ответ не понравился ему; лицо его на мгновение исказилось.

- Да, нелегко, - продолжал он, - дрожать ежеминутно за свою жизнь, никогда не знать покоя. Все хотят отнять ее у меня. Ты пока еще слишком занят собственной судьбой, чтобы быть опасным, и то я вижу по твоим глазам, что у тебя дурные замыслы. Я не выпускаю из рук концов этой веревки, потому что, если кто ими овладеет, меня сейчас повесят.

Он остановился, видимо, призадумываясь, потом продолжал.

- В сущности я знаю, что все это в моем воображении. Никто не может отнять у меня жизни, потому что я лишился ее давно; когда же этот страх нападает на меня, я не могу рассуждать и мне кажется, что я окружен убийцами!

Он опять напрасно попытался освободиться от веревки. Мы недолго сидели друг против друга; я нечаянно сделал движение по его направлению, а он представил себе, что я пытался схватить его веревку, и исчез с быстротой молнии.

Второе письмо

Я остался, где сидел, и скоро был погружен в мрак. Скоро? О безумный! Как знать, сколько прошло времени, пока наступила полная темнота? И какая тьма! Вы, обыватели земли, не можете иметь понятия о подобной тьме. Никакое сравнение не в состоянии дать уразуметь о ней. Она столь глубока, столь безвыходна, так охватывает, что кажется, будто гигантские железные или гранитные стены давят вас, и под страшным гнетом их нет сил ни двинуться, ни подняться.