Письма - [58]

Шауб только что рассказал мне, что происходит в Берлине. Бомба попала в дом Линга; горит дом Фегелейна. Надеюсь, что кабинеты партийной канцелярии, которые мы с таким трудом восстановили, не были разрушены.

Большое спасибо за твое действительно содержательное письмо, которое отправляю вместе с этим. Ты не представляешь, каким ты меня делаешь счастливым! Могу только надеяться, что наши сыновья и дочери унаследовали солидную долю твоего интеллекта, твоих способностей и твоей неповторимой индивидуальности.

Я не преувеличиваю твои достоинства, но твоя позиция несоизмеримо выше позиции М. Чего только стоит одна твоя обеспокоенность судьбой всего человечества по сравнению с волнением М. относительно собственной семьи и самой себя. Боюсь, что ты и М. не смогли бы сейчас понять друг друга. Она пишет мне, что очень смелая и решительная, но ее письмо как вопль ужаса до смерти напуганного человека!

Сейчас я услышал, в 13.05, что еще три вражеские эскадрильи бомбардировщиков приближаются к Берлину. Радио не работает, но время от времени до нас доносятся звуки взрывов. Погода отвратительная; не холодно, но идет дождь. Интересно, на что будет похож Берлин, когда я увижу его в следующий раз?

Считаю позорным тот факт, что брат М., молодой юноша, шатается без дела, вместо того чтобы пойти в армию. Теперь в поисках безопасного места он, вероятно, ускользнул в Прагу. По моему мнению, показательно, что М. считает это в порядке вещей. Она должна понимать, что этот молодой трус – позор для всей семьи! Он и М, похоже, принимают как должное то, что кто-то сражается и рискует жизнью ради их защиты и спасения. Нет, моя маленькая Герда, ты и я – старая гвардия, редкостное явление, мы не имеем ничего общего с М.

К сожалению, я по-прежнему не могу уйти отсюда. Прозвучал предварительный отбой, сейчас 13.20, но самолеты все еще летят в западном направлении, в сторону предместий Берлина.

При бомбардировке Штутгарта погибла мать Геслера, выехавшая в Мюнхен. Вчера недалеко от Берлина был сбит самолет, в котором летел министр протектора Чехии и Моравии; сам Чалковский погиб, его жена получила серьезные ранения. Надо быть все время настороже и, заслышав сигнал тревоги, немедленно бросаться в укрытие. Следует пользоваться только открытым автомобилем, и во время езды один из пассажиров должен постоянно следить за небом.

А теперь пора заканчивать. Быстро перекушу и отправлюсь в город. Наши кабинеты опять пострадали от прямого попадания, и одно из внутренних крыльев, по разговорам, разрушено.

Твой М.

* * *

Мартин Борман Герде Борман

Берлин, В[илъгелъмштрассе], 8

2.04.1945

Любимая.

Армейское командование в Вене настолько недееспособно, что должно быть готово услышать самое худшее. Надеюсь, что в ближайшее время появится новое командование, способное стабилизировать положение. В любом случае прими к сведению следующее:

При первом признаке реальной угрозы районам Зальцкаммергута и Оберзальцберга женщины и дети должны быть немедленно переправлены в Тироль. У нас много транспортных средств, и автотранспортная колонна Грейдерера, состоящая из автомобилей и грузовиков, предназначена как раз для таких особых случаев. Жена Гельмута будет сопровождать колонну!

Пожалуйста, как можно скорее обсуди этот вопрос, сохраняя полную конфиденциальность, с Гельмутом, чтобы он мог разработать план и принять все меры предосторожности.

Повторяю. Я не думаю, что такая ситуация возникнет, но время, отданное подготовке, никогда не тратится впустую. Я одновременно печалюсь и злюсь, что на данный момент не могу написать ни о чем приятном, но я восполню этот пробел, когда наступит мирное время.

Всегда твой М.

* * *

Мартин Борман Герде Борман

Берлин, В[илъгелъмштрассе], 8

2.04.1945

21.30

Пасха!

Впервые за многие недели слушаю по радио песни: «Ты мое солнце» и «Ты так добра ко мне».

Моя любимая, какое ты восхитительное создание! Могу только надеяться, что мы с детьми сможем отблагодарить тебя за всю любовь, которую ты растрачиваешь на нас.

Береги себя, любимая. Мы так нуждаемся в тебе, моя красавица!

Твой М.

* * *

Мартин Борман Герде Борман

2.04.1945

Моя дорогая.

Не пойми превратно мое письмо о возможности отъезда в Тироль. Это не более чем результат моего страшного волнения относительно вас. В настоящий момент вам не угрожает никакая опасность: Вена в 330 километрах от вас, а американцы в Хайдельберге, в 460 километрах. Мы просто должны ждать и понимать, что происходит.

В Веймаре бабушка, конечно, очень волнуется, поскольку Эйзенах под артобстрелом со вчерашнего дня, а сегодня, говорят, танки приближаются к Эйзенаху и Мейнингену. Но хуже всего отчаяние, которое охватило всех, и гражданское население, и солдат, отчаяние, которое равносильно ощущению, что «больше нет никакого смысла в сопротивлении». Я вновь и вновь привлекаю внимание фюрера к разрушительному воздействию непрекращающихся воздушных атак на моральный дух солдат и гражданских лиц. Те, кто растрачивают свою жизнь на поклоны и расшаркивания, очень быстро приобретают подобострастные манеры и становятся рабами; для тех, кто спасается бегством сотни раз за день от летящих самолетов, бегство становится второй натурой, и, как говорят кавалеристы, они «падают духом»!