Письма (1857) - [31]

Марья Дмитриевна кланяется. Я обнимаю тебя от всего сердца и всеми силами рад бы вырваться из Твери. В Твери мне теперь будут мешать писать.

Ради бога, голубчик мой, отвечай. Прощай, крепко целую тебя. Всем кланяйся. Береги здоровье как драгоценность. Эмилии Федоровне, Коле, Саше поклоны. Пиши чаще. А деньги бы нужны от Некрасова. Во-1-х, тебе, а во-2-х, мне. (6)

(1) далее было начато: Эта

(2) было: января

(3) письмо повреждено

(4) далее было начато: и чрезвычайно

(5) далее было начато: Я бы

(6) сверху на 4 странице незаконченная фраза: Если б не сам

156. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ 2 октября 1859. Тверь

Тверь, 2 октября 59.

Любезный брат, еще раз пишу к тебе и умоляю: ради бога, съезди к Некрасову сам, добейся того, чтоб застать его дома, и кончи с ним мое дело. Мне деньги нужны, очень нужны и именно вся сумма, на которую я рассчитывал, то есть 500 р. сереб<ром>. Ведь обещался же он дать вперед 1200 за 10 печатных листов, из которых 700 определены сейчас же тебе, а 500 мне. Теперь же мне эти 500 нужны до крайности. Не откажи мне, голубчик мой, - ты, на которого только я и могу надеяться. Прошу тебя. Главное, наконец, и то, что ты разрешишь мое положение.

Я писал к тебе вчера об издании моих сочинений. Займись и этой идеей и, ради бога, помоги мне. Ты один можешь спасти меня. Немного старания с твоей стороны, и всё могло бы уладиться.

Положение мое здесь тяжелое, скверное и грустное. Сердце высохнет. Кончатся ли когда-нибудь мои бедствия и даст ли мне бог наконец возможность обнять вас всех и обновиться в новой и лучшей жизни!

Не буду писать тебе никаких подробностей о здешнем житье моем. Эти же два слова пишу единственно для того, чтоб еще раз напомнить тебе об Некрасове и кончить с ним поскорее. Ради бога, сделай это и уведомь меня сейчас же, как можно скорее. До тех пор я буду в страшном беспокойстве.

Прощай, друг мой милый, на тебя вся надежда моя. Успокой меня скорей.

Твой Ф. Достоевский

Р. S. Сейчас получил от тебя твое вчерашнее письмо. Благодарю за известия. Но вот в чем беда: что от Некрасова до сих пор никаких нет известий. Ради бога, не медли. Дело важное. Не затягивай его. А деньги 500 р. мне до крайности нужны. Ради бога, поспеши.

Врангелю я завтра пишу, также и Эдуарду Ивановичу. Ты обо мне думаешь, - благодарю. Ты знаешь сам, как ты мне дорог. Оторвался бы от всего и бежал бы к вам. Отвечай, ради бога, скорее. Ты один у меня.

Д<остоевский>.

157. Э. И. ТОТЛЕБЕНУ 4 октября 1859. Тверь

Милостивый государь Эдуард Иванович,

Еще раз обращаюсь ко всей снисходительности и доброте Вашего сердца. Простите меня за новую просьбу. С тех пор как Вы, приняв участие в судьбе моей, сделали для меня столько добра и дали мне возможность начать новую жизнь, - с тех пор я смотрю на Вас как на моего избавителя в тяжелом положении моем, которое и до сих пор еще не кончилось. Я наконец вышел в отставку, которая, не знаю почему, тянулась полтора года. Страдая падучей болезнию, я проехал с женою и с пасынком моим 4000 верст и поселился покамест в Твери. Но положение мое почти не улучшилось. Позвольте, благороднейший Эдуард Иванович, объяснить мне Вам это положение и простите мою новую просьбу, с тою же добротою, с тем же великодушием, как и три года назад, когда Вы спасли и воскресили меня, - чего я никогда не забуду.

Уезжая из Сибири, я надеялся, что по приезде в Россию, скоро и без затруднений, достигну возможности жить в Петербурге. Так как я знал, что для въезда в Петербург я должен буду просить позволения, то и решился покамест остановиться в городе Твери. И вот я уже полтора месяца здесь и не знаю, чем и когда кончатся все затруднения. Между тем мне нет никакой возможности не жить в Петербурге. Я болен падучею болезнию; мне нужно лечиться серьезно, радикально. Меня обнадежили, что припадки моей болезни еще могут быть совершенно вылечены; если же не буду лечиться, то я погибну. Я знаю, что такая болезнь, как моя, - болезнь трудная, не только для обыкновенного доктора, но даже и для доктора-специалиста по этой части. Доктора же губернские, сколько я присмотрелся к ним, двух разрядов: или молодые, только что выпущенные из университетов, или старики, люди достойные всякого уважения, но совершенно забывшие медицину. Лечиться у них - себя портить и мучить. Мне хотелось бы пользоваться советами ученого медика, специалиста, в Петербурге. Но и кроме болезни у меня есть другие причины, по которым мне надобно непременно жить в Петербурге, не менее важные и, может быть, еще важнее. Я женат; у меня есть пасынок; я должен содержать жену и воспитать ее сына. Состояния я не имею никакого. Я живу своим трудом и трудом нелегким - литературным. Я чрезвычайно проигрываю, имея дело с литературными антрепренерами заочно. Много уже денег потерял я таким образом. У меня есть даже и теперь дело, об издании выбора из моих сочинений, которое никаким образом не может устроиться без моего личного участия, а между тем оно могло бы меня обеспечить года на два, а при успехе и гораздо более, так что я, может быть, в первый раз в жизни, имел бы возможность, обеспечив себя, писать не на заказ, не для денег, не к сроку, а совестливо, честно, обдуманно, не продавая пера своего за кусок насущного хлеба. Я уже не говорю о всех других причинах - например, о братьях моих, с которыми я был десять лет в разлуке, Две недели тому назад я был у здешнего губернатора графа Баранова. Я изложил ему всё мое дело и просил передать мое письмо к князю Долгорукому, шефу жандармов; в письме моем я прошу князя исходатайствовать мне у государя позволение поселиться в Петербурге для излечения моей болезни и для всех тех причин, о которых я сейчас упомянул. Уже многие из сосланных по нашему делу получили позволение на въезд и на жительство в столицах; и потому я мог бы надеяться. Граф Баранов принял меня прекрасно и обещал всё с своей стороны; но советовал только подождать до половины октября, потому что князя нет в Петербурге. Я знаю, что я могу надеяться; но я знаю тоже, что за формальностями дело может протянуться чрезвычайно долго. Хорошо, если ограничатся справками о моем поведении в Твери; но, пожалуй, пошлют спрашивать об этом в Сибирь. Я слышал тоже, что князь чрезвычайно мнителен в этих делах, и потому, может быть, не решится скоро доложить государю... Эдуард Иванович! Спасите меня еще раз! Употребите Ваше влияние, как и три года назад. Может быть, если б Вы сказали обо мне князю Долгорукому, то побудили бы его поскорее кончить дело. На Вас вся надежда моя. Знаю, что беспокою Вас и, может быть, очень. Но простите больному, несчастному; а я до сих пор несчастен.