Пишется история Сибири - [19]

Идеологи японского империализма, в свою очередь, пытались историческими доводами «обосновать» захватнические действия Японии на материке и попытки создать там свою «сферу сопроцветания».

Несмотря на их кажущуюся противоположность, сущность европоцентризма и азиацентризма одна — идея расовой исключительности одних народов и неполноценности — других. Отсюда идет, в частности, преувеличение политического, экономического и культурного влияния одного из народов Азии, одной страны — Китая на соседние с ним народы и страны. И, соответственно, принижение творческой роли и активности других народов.

Принципиально иной взгляд на взаимоотношения народов в истории Сибири и других стран Азии, как мы видели, лежит в основе исследований прогрессивных ученых XIX–XX веков — наследников просветителей XVIII века. Они считали, что каждый народ вносит свой вклад в мировую историю и в культуру человечества. Этот взгляд нашел теоретическую основу в марксистско-ленинской трактовке отношений между народами, в ленинской национальной политике.

История человечества для нас никогда не исчерпывалась тем, что создано одними европейцами или некоторыми отдельными народами Азии. Нам одинаково непонятен и чужд «европоцентризм» и «азиацентризм», частным проявлением которого является «китаецентризм» сторонников Мао Цзэ-дуна.

Прямым выражением нашего интернационалистического взгляда на взаимоотношения народов служит тот факт, что истории Сибири до присоединения ее с русскому государству, дорусской истории ее народов, посвящен целый том нового обобщающего труда советских ученых.

Изучая конкретные связи и взаимодействие сибирских народов с другими народами и странами, историки увидели много такого, что в корне меняет традиционный взгляд на древние народы и культуры Сибири. Чертами своеобразия, например, отмечены уже древнейшие памятники культуры сибирских племен, начиная с палеолита.

В неолите (около 5–4 тысяч лет назад) между Уралом и Тихим океаном сложились новые культуры, одна необычнее другой. Возник целый новый мир!

Если в Западной и Восточной Сибири, от Урала и до Яблоневого хребта были рассеяны шатры бродячих охотников, то вдоль великой азиатской реки Амура стояли прочные полуподземные дома. Гнездились поселения оседлых племен. И самое удивительное, что на Среднем Амуре и в Приморье обнаружился собственный, туземный очаг древнейшего земледелия, возникший еще в каменном веке.

У жителей неолитического Дальнего Востока в те отдаленные времена достигло неожиданного совершенства и искусство. Это была страна, где не только сосуды, но и огромные базальтовые глыбы, целые скалы на берегах Амура и Уссури украшались странными фантастическими личинами, покрывались пышным криволинейным узором.

Уже в то далекое время, в IV–II тысячелетиях до н. э., культура неолитических племен Амура по уровню развития была ничем не ниже одновременной культуры других племен, обитавших далеко к западу, в признанных всеми передовых областях Европы, на Дунае или Днепре, а также в соседних областях Азии, например, в тех, что расположены вдоль реки Хуанхэ. Этот факт является еще одним ударом по теории «низших» и «высших» рас: взаимоотношения жителей долины реки Желтой с соседними «варварами», оказывается, были не столь контрастными, как это изображали националистически настроенные историки Китая. Более того, рассматривая культуры Китая более поздней эпохи, известный западный синолог В. Эберхард издал две монографии, где обстоятельно обосновал мысль, что культура древнего Китая возникла в результате «переплавки» ряда локальных культур, созданных «варварами юга, севера, запада и востока».

После того, как кончилась эпоха неолита, век за веком, тысячелетие за тысячелетием, на Алтае и в степях Забайкалья, в тайге Якутии, в тундре и в Уссурийской тайге сменялись культуры местных племен, шел неудержимый исторический процесс.

Многим историкам прежде казалось, что в эпоху, когда народы Сибири вошли в состав могущественного централизованного государства, созданного русским народом, первостепенное значение имел торговый капитал, что Сибирь была присоединена в погоне за соболем. Так думал А. П. Щапов, об этом позже писали М. Н. Покровский и даже С. В. Бахрушин.

Теперь мы смотрим на этот процесс шире, многое видим яснее. Конечно, алчность купцов гнала их за драгоценной пушниной в самые далекие края — шли караваны в Пекин, плыли корабли к берегам Америки. Но первая роль на исторической сцене Сибири, начиная с XVII века, принадлежала не конквистадорам и купцам, не воеводам, а крестьянину. Человеку труда, который впервые корчевал тайгу и поливал ее своим потом. Жесткая посконная рубаха пахаря покрывалась соленой коркой, когда он бороздил деревянной сохой девственную землю. Это он, крестьянин, строил высокие стены крепостей и возводил удивительные рубленые церкви. Их шатры, высокие как у готических соборов, вздымались в небо легко и свободно, как песня.

В свете этого стало понятно, почему история сибирских народов пошла принципиально иначе, чем история индейских племен Америки или Тасмании.

Они не были истреблены. Якуты выросли, например, численно в три раза. Сохранили свой бытовой уклад, свои языки. И, несмотря на весь фанатизм российского духовенства, у них до начала XX века уцелели даже исконные религии, в том числе древнее шаманство.