Писатели США о литературе. Том 2 - [164]

Каупервуд отличается от маленького Хорейшо, почитавшего женщин, особенно американских женщин. Каупервуд—неуемный бабник с пристальным взглядом сияющих, как бунзеновская горелка, голубых глаз, перед которыми не может устоять ни одна женщина. К тому же Каупервуд коллекционирует произведения искусства, не только прекрасный пол. Однако, хотя это может показаться странным, и искусство, и женщины несут с собой неудовлетворенность духовных устремлений, совершенно- чуждую

Хорейшо. И это приводит Каупервуда к парадоксальному положению.

Каупервуд философ, а его взгляды—это социальный дарвинизм, столь же аморальный, как жизнь в джунглях; философия, которую он сам подытожил словами «Я угождаю себе». Парадокс состоит в том, что, угождая себе, этот супермен лишен индивидуальности. Драйзер изображает его в финале рыцарем мечты, жертвой собственных иллюзий, последней из которых была мечта о себе. Как отмечает писатель, блистательная и неосуществленная карьера Каупервуда «демонстрирует чудо и ужас индивидуальности».

Мы можем заменить слово «индивидуальность» на «индивидуализм», и тогда убеждаемся, что лучший образец индивидуализма, этот человек сильной воли, сказавший «Я угождаю себе», оказывается жертвой последней иллюзии: у него нет личности. Почему? Потому что настоящая личность в отличие от многочисленных, фиктивных личностей может развиваться только в живом общении между индивидуумами, отдельной личностью и группой людей. То есть личность может существовать лишь в сообществе, которое несомненно отличается от простой общины, функционирующей организации.

Обратимся теперь к «Американской Трагедии». Мы лишь коснемся этого сложного шедевра, и по неизбежности кратко, поскольку здесь Драйзер в новый период американской общественной жизни развил идеи своих ранних произведений. Обратимся к историческому контексту романа.

В период после Гражданской войны страна переживала бурное развитие. Источником невиданного богатства магнатов и их приспешников стало производство, а открытый грабеж и спекуляции на бирже, которые привели к накоплению позорно известных богатств, во многом содействовали расширению деловой активности. Однако Америка оставалась в числе стран-должников. К 1918 году Соединенные Штаты стали великой, в сущности, кредитоспособной державой. Изменилась сама психология нации. Расцвели средние слои общества, энергичные- и мобильные, жаждущие удовольствий, охваченные растущей страстью спекулировать на бирже. Произошел сдвиг от психологии производящего общества к психологии общества потребления. Современная реклама возродила мечту. Наступила новая эпоха Американской мечты.

Клайд Грифите, сын старой Америки с ее патриархальными ценностями, с ее уличными проповедниками, наставниками-родителями, предстает прирожденным потребителем с присущей потребителю пассивностью. В своей пассивности он полная противоположность Каупервуду, человеку сильной воли. Если девиз Каупервуда «Я угождаю себе», то девиз Клайда—«Я хочу, чтобы вы угождали мне». Вместо сияющего властного взгляда Каупервуда у Клайда темные тоскующие, «поэтические» глаза. Глядя в глаза Каупервуда, женщины трепещут от страха и восхищения, при взгляде в глаза Клайда у них появляется материнское желание помочь ему. Один—жестокий властитель, другой—подобострастный вымогатель. Один использует женщин, другим командуют все женщины, кроме Роберты (напомним признание Драйзера, что сам он никогда не делал карьеру с помощью женщин, но, напротив, они прибегали к его помощи). Знаменательно, что Клайд «убивает» Роберту тогда, когда она, единственная женщина, которую он сексуально подчинил себе, проявляет свою собственную волю.

Но «убивает» ли он ее? Он не может сказать. Событие допускает различные толкования, и Клайд идет на электрический стул, не понимая того, что он сделал, не зная, раскаялся ли он и верит ли в бога. Все его существование было призрачным поиском вымышленного «я». Постоянным содержанием жизни Клайда стала страстная мечта, вера в то, что некий волшебник исполнит его желания. У Клайда нет своего «я», и тем примечательней происходящая в нем перемена. Каупервуд—рыцарь мечты, Клайд—раб мечты. В конечном счете ни тот, ни другой не имеют собственного «я». Но Каупервуд воплощает в жизнь свои иллюзии, Клайду же суждено пострадать за свои мечты. Оба олицетворяют трагедию Америки, страны, где фиктивные герои хватаются за вымышленные ценности или страстно мечтают обладать ими.

Та же тема индивидуума пронизывает литературу в период с 1920 года до второй мировой войны. Эту проблему Фицджеральд пытался разрешить в «Великом Гэтсби». Гэтсби сознательно стремится стать идеальным героем (подобно тому как Клайд Грифите жаждал того же, оставаясь пассивным), но умирает разочарованным. Однако рассказчик Ник Каррауэй, погруженный, подобно Гэтсби, в иллюзорный мир индивидуального, возвращается на Средний Запад, где, по его мнению (очевидно так же думал Фицджеральд), только и возможно нравственное самоутверждение личности и отношения с обществом, основанные на справедливости. Мечта Ника, подобно мечте Гека Финна о бегстве на «индейскую территорию», абсурдна и несбыточна. Мы знаем, что к тому времени Средний Запад уже был «цивилизован».