— Вижу, что пришёл… Сушкин. Почему ты такой помятый?
Он пожал плечом, отчего лямка с блестящей пряжкой съехала с плеча, он поймал её локтем. Набросил опять. Тронул у левого уха колечко. Вопросительно глянул на воспитательницу.
Марина Егоровна работала здесь недавно. Пришла на эту должность, в третью группу, вместо Галины Евгеньевны, которая отправилась в декретный отпуск — она собиралась рожать ребёнка (дело, сами понимаете, непростое, требует подготовки). Галину Евгеньевну не то, чтобы очень любили, но была она своя, привычная. А Марина — непривычная. Непонятная даже. То улыбалась и заигрывала, то злилась и кричала непонятно из-за чего. «Видимо, у неё мало педагогического опыта», — решила третья группа.
Сейчас Марина сказала без сердитости, но и без улыбки:
— Судя по всему, ты валялся на кровати…
Сушкин переступил, почесал левой кроссовкой правую ногу и сообщил, что не валялся.
Марина Егоровна прищурила подведённые ресницы:
— Честное слово?
— Честное слово… не валялся, а просто отдыхал.
— Да-а?.. От каких это трудов?
— От учебного года.
— Хм… по-моему, ты не особенно надрывался. В дневнике тройка на тройке и тройкой погоняет…
— По чтению пятёрка, — возразил Сушкин. — И четвёрка по физкультуре… И по пению…
— Ну, разумеется! Ведущие предметы!
— Чтение — ведущий.
— Чтение для тебя не уроки, а удовольствие. Потому и пятёрка.
— Ну, естественно, — согласился Сушкин и опять почесал кроссовкой ногу.
Марина Егоровна за недолгую свою работу воспитателем ещё не привыкла к способности Сушкина спорить спокойно и без грубостей — так, что не придерёшься Поэтому не выдержала и придралась:
— Зачем ты носишь эту свою серёжку?
— Нравится, — сказал Сушкин.
— Чушь какая! Что здесь может нравиться?
— Вы же свои носите, — напомнил Сушкин.
— Но я… я женщина! А мальчики не должны!
— Почему? Помните в кино «Пираты змеиных лагун» юнгу с синими волосами? У него тоже было в ухе кольцо…
— Нашёл с кого брать пример!
Сушкин хотел ещё сказать про Феликса, но не стал. Все равно ничего не докажешь.
— А я ни с кого не беру. Я сам по себе…
— Ты всегда «сам по себе»… — Марина Егоровна замолчала, не зная, что ещё сказать (ну, мало же опыта…). Сушкин пришёл ей на помощь:
— Вы меня позвали просто так поругать или по делу?
— По делу! — обрадовалась она. — Да! Известно, что вчера ты проник на кухню, без спроса вытащил из холодильника молоко и пил прямо из бутылки!
— Я хотел со спросом, а тёти Клавы не было… Я разве виноват, что она куда-то провалилась? В рабочее время…
— Как ты рассуждаешь! Ты не имел права!
Сушкин убедительно объяснил:
— Такая жара была. Хотелось холодненького. Я всего два глотка. Жалко, что ли?
— Не жалко, а существует дисциплина… Если каждый начнёт лазать в холодильник… К тому же молоко ледяное! Схватишь ангину, а тёте Клаве придётся отвечать! Скажут: не доглядела!
Внутри у Сушкина щекотнулась смешинка:
— Но она же правда не доглядела. Несмотря на все камеры…
— Что за чушь! Какие камеры?
— Да ладно притворяться-то, — вздохнул Сушкин. — Даже первоклассники знают, что микрокамеры понатыканы во все щели. И что на воспитательских мобильниках виден каждый угол… Даже когда на унитазе сидишь, чувствуешь, как оттуда следят в четыре глаза…
Марина Егоровна постаралась возмутиться изо всех сил:
— Какой! Несусветный! Бред!.. Я сегодня же расскажу про него Венере Мироновне.
— Ладно, — вздохнул Сушкин. — А мне-то что делать? Молоко я все равно теперь обратно из себя не выдою…
Видно, здесь Марине Егоровне почудилась откровенная насмешка.
— Убирайся вон! — Она ухватила Сушкина за лямку, развернула на пороге и дала шлепка. А он развернулся к ней вновь, и… бедная воспитательница увидела перед собой совсем другого Сушкина. С этакой пружинистой обидой в глазах.
— Та-ак… — выговорил Сушкин.
— Что? — слегка растерялась воспитательница.
— Значит, руки распускаем, да? Вы не знаете разве, что детей нельзя трогать даже пальчиком? Весной приходила представительница Комитета «Законы детства». Рассказывала о правах школьников. Если какой-нибудь взрослый заденет ребёнка — это нарушение Всемирной Конвенции. Ребёнок должен подать в Комитет заявление. И этого взрослого… знаете что?
Марина Егоровна, кажется, знала. Но спросила с ехидным любопытством:
— Любопытно, что же?
Сушкин затолкал кулаки в карманы, покачался на расчёсанных ногах и прищурился.
— Если этот взрослый — воспитатель, у него отбирают воспитательский диплом. Можете работать дворником. И то не в детском учреждении…
— Ах, как страшно… — неуверенно сказала Марина Егоровна. И обрадованно спохватилась: — У тебя все равно нет свидетелей!
— Ха! — Сушкин, конечно, не собирался подавать заявление, но за шлепок надо было отыграться. — В каждой дырке камера. И все мотают записи…
Марина Егоровна, кажется, струхнула не на шутку.
— Подумаешь, чуточку хлопнули его… Если бы каждого взрослого наказывали за это, скоро все мамы работали бы дворниками. Потому что любая мама хоть раз в жизни даёт шлепка сыну или дочери…
Сушкин снова качнулся на тощих ногах и глянул на Марину Егоровну, как на неразумную дошкольницу.
— Сравнили! Это же м а м а! Она может, потому что она с любовью. Сперва шлёпнет, потом пожалеет…
