Пираты XXX века - [7]

– Подарок от американских коллег. Точнее, взаимовыгодный обмен. Я знал, что эта игрушка тебя заинтересует. Всё расскажу и продемонстрирую, потерпи.

На первом этаже пострадавшие от схватки Родима и Казимира торговцы возмущенно галдели, обступив усталого пожилого полицейского. Увидев приближающихся приятелей, они заорали вдвое сильнее, тыкая в них пальцами. Полицейский сначала двинулся к Горностаям, сурово сдвинув брови, но, разглядев эфенди Алишера, причем мирно беседующим с недавним противником, замер чуть ли не по стойке «смирно», потеряв дар речи.

– Плохо у тебя полиция работает, – сокрушенно вздохнул Песец. – Вроде мы их вместе дрючили и воспитывали, а как я уехал, так всё вразнос пошло. Хотя бы один-то раз они должны были вмешаться.

– Хорошо у меня полиция работает, – возразил Лось. – Вышколены. Королевский рынок – это моя вотчина, я здесь море важной информации добываю. В столице вон уже слухи циркулируют, будто Его Величество лично ходит в народ, переодевшись в рубище, как Гарун аль-Рашид, узнаёт, так сказать, чем этот народ дышит… Ага, щас. Вот ему больше заняться нечем. Это я хожу в народ, я. Лично узнаю все сплетни и секреты. Поэтому все местные менты меня знают и мне подчиняются, чтобы не случилось ненароком какого недоразумения. Ну, то есть как знают: знают только, что я на самом деле очень важная шишка, приближенная к королевской администрации, возможно, работающая непосредственно на «Аламут». То, что «Аламут» – это я, им знать совершенно не обязательно. В общем, у меня тут полный карт-бланш. Так вот: когда мы с тобой махались, я всем встреченным ментам подавал секретный знак. Есть у нас тут такой тайный жест «Не вмешивайтесь». Мало ли, что у меня за секретная операция с вражескими агентами происходит, что за хитрую комбинацию я разыгрываю. Сначала-то я хотел взять тебя живьем и выяснить, кто ты вообще такой и зачем по мою душу. Потом уже опознал тебя по стилю боя. В обоих случаях полиция мне была совершенно без надобности. Поэтому я их и заворачивал…

Под недоуменные взгляды бармена и официантов они вернулись в «Бар», который совсем недавно покинули с таким шумом, и расположились за стойкой.

– Моему другу – того же, что и мне, – распорядился Лось. – И мне тоже повторить. Разрушенное включить в счет.

– Не сомневаюсь, что после того, как ты стал их завсегдатаем, им пришлось внести в меню многие новые пункты, – заметил Песец. – Насчет стоимости битой посуды, проломленных стен и закопченного потолка.

– Сегодняшний счет в «Баре» – это та вещь, которая беспокоит меня менее всего остального, – отозвался Витковский. – Мы же половину Королевского рынка вдребезги разнесли! Того самого рынка, который я обязан в числе прочего королевского имущества оберегать и лелеять. Порезвились, называется! А ведь за мной еще должок висит в виде бутылки золотого песку. Это всё слишком дорого даже для всемогущего главы службы безопасности…

– Ну, не скули давай, – строго осёк Пестрецов. – Его Величество охотно возместит из госбюджета ущерб всем, кто пострадал от нашей разминки. А узнав, кто вернулся к тебе погостить, на радостях еще и удвоит сумму. Если только… – Он озабоченно нахмурился. – Если только на тех полотнищах в атриуме не было цитат из Пророка, конечно. Тогда нам остается только бежать. За осквернение Корана, насколько я понимаю, смертная казнь.

– Да нет, какие еще цитаты из Корана на рынке? Четверостишия Хайяма… – отмахнулся Лось. – Но и насчет удвоенной суммы – это, конечно, тоже очень вряд ли. Напомнить тебе, после скольких недель одиночной камеры в подземельях «Аламута» ты улетал отсюда в прошлый раз?

– Его Величество – рассудительный человек. Ты вон после стольких же недель одиночной камеры вообще стал начальником его службы безопасности, и ничего.

– Кто на что учился, – самодовольно хмыкнул Казимир. – Впрочем, ты прав. Если сначала Рашад был очень расстроен тем, что мы насильно возвели его на трон, и страшно переживал, то сейчас он, кажется, вошел во вкус власти. Так что запросто может и щедро отблагодарить, как меня. Видал, как он самозабвенно руководит, какие болезненные реформы двигает? Местная знать только покряхтывает. Но все равно полагает, что это куда как лучше, чем разорительные закидоны его покойного братишки… – Витковский хлопнул себя по коленям. – Ладно! Чем я занимался все это время, ты приблизительно уже знаешь. Наверняка сначала навел агентурные справки. А сам куда исчез после того, как мы наладили тут нормальную службу безопасности? Поехал в отпуск – и пропал…

– Не поверишь, – сказал Родим. – Вернулся на свою глухую ферму посреди леса, коровок выращивать.

– Не поверю, – согласился Казимир. – Впрочем, я ребенок городской, мне вообще сложно вообразить кайф от унылой одинокой возни в навозе.

– У наших коровок не навоз, – задумчиво проговорил Пестрецов, – у них едкий секрет зеленого цвета. Кислотный. На руку попадет – неделя незабываемых ощущений гарантирована. – Он вытянул вперед руку, покрытую светло-коричневыми пятнами. – Я крестьянский сын, конечно, пятый в семье, мне проще…

– Все равно, – упрямо мотнул головой Витковский. – Даже для тебя это слишком. После всего, что мы пережили – взять и снова запереть себя в глухомани. Себя, идеальную боевую машину… Я понимаю еще – после Дальнего Приюта, но после Тахомы и Панеконта, когда мы показали всем этим уродам так любимую вами, русскими, la mère de la Kuzka