Пираты XXX века - [2]

Мистера Йоханссона в «Баре» хорошо знали и приветствовали по всем правилам восточного гостеприимства, поскольку ни один завсегдатай не оставил здесь столько денег, сколько он. Техник занял место за стойкой, и ему сию секунду принесли ноль пять нефильтрованного и стопку текилы для разгона.

Долго скучать в одиночестве шведу не пришлось. В дверях показалась местная достопримечательность – дервиш Абу-Махди, человек практически святой, который с утра до вечера крутился на площади возле дворца, неизменно заставляя туристов расчехлять объективы видеокамер и открывать кошельки, а свободное время проводил обычно в «Баре», в неимоверных количествах поглощая спиртные напитки. И хотя это вроде как было прямым нарушением заветов Пророка, но дервиши всегда считались малость сумасшедшими, через безумие которых говорит с людьми Аллах. Вследствие чего им позволялось куда больше, чем кому бы то ни было. Например, все прекрасно знали, что этот самый дервиш никакому махди, то есть грядущему мессии, не был никаким абу, то есть отцом, но раз святому человеку пришло в голову так назваться, то в этом наверняка есть некий высший смысл. Да и тех, кто знал, что когда-то его звали Сахим Сафари, на рынке было немного.

Родители при рождении наделили Сахима благозвучными именем и фамилией, да еще и начинающимися на одну букву: если бы он избрал карьеру киноактера или музыканта, ему даже не пришлось бы брать псевдоним. Однако Сафари выбрал судьбу юродивого бродяги, и для этой карьеры имя Абу-Махди было куда более подходящим.

Когда Йоханссон впервые увидел его на пороге «Бара», он было решил, что сейчас здесь произойдет драматическое действо вроде того, какое устроил Христос, изгоняя торгующих из храма. Нечто подобное швед однажды уже видел в одном провинциальном городе, где явившийся в винную лавку местный дервиш учинил знатный перформанс с переворачиванием столов и битьем бутылок об стену. При этом хозяин заведения отнюдь не пытался остановить распоясавшегося вандала, наоборот, выглядел виноватым и сконфуженным. Когда дервиш, разнеся вдребезги половину лавки, взял небольшой тайм-аут, чтобы попить воды, хозяин приложил все усилия, чтобы усадить беспокойного гостя за богато накрытый стол – видимо, в попытке спасти вторую половину имущества.

Поначалу Улоф Йоханссон полагал, что это явление сродни обожествлению обезьян у индусов: какой бы ущерб ни причиняли мартышки, шугать их нельзя, потому что они священные животные. Но потом, углубившись в историю вопроса, понял, что дервиши больше похожи даже не на древнерусских юродивых, с которыми у них было много точек пересечения, а на китайских даосов: те тоже, будучи людьми духовными, изображали из себя сумасшедших философов и бессребреников-максималистов, при этом оставаясь лютыми прагматиками до мозга костей. В ходе вербовки агентуры новый глава «Аламута» не раз сталкивался с проникновенными монологами о пагубности денег и пользе нестяжательства – до тех пор, пока предлагаемых денег, по мнению вербуемого дервиша, было недостаточно. Но если святой человек полагал, что выбил себе достаточную надбавку, то сразу же, прямо от бестолкового бормотания и цитирования духовных тракатов, переходил к уточнению деловых подробностей. Более цепких и жадных до денег типов Улоф не встречал даже среди американских коммивояжеров.

Абу-Махди оказался для ведомства Йоханссона настоящим кладом. Проводя целый день под стенами королевского дворца, он был прекрасно осведомлен обо всех местных сплетнях, слухах и тайнах. Его не стеснялись: какой смысл стесняться сумасшедшего святого человека, который все равно ничего никому не расскажет?

Ну, разве что такому же пьянчужке Улофу Йоханссону. Который для подавляющего большинства окружающих был лишь одной из кяфирских свиней самого мелкого пошиба. О другой же его ипостаси – начальника службы безопасности дворца и руководителя реформированной спецслужбы «Аламут», прежний глава которой, эфенди Адиль Азулай, погиб вместе с предыдущим королем во время диверсионной вылазки мятежников, – знало очень ограниченное число людей.

Тот факт, что Абу-Махди в огромных количествах потребляет омерзительное пойло неверных, как уже было сказано, совершенно никого не смущал. Если дервиш в провинциальном городке разгромил винную лавку – иншалла, на то воля Аллаха. Если дервиш ежедневно надирается в столичном «Баре», освящая его своим присутствием и не давая разгромить его Стражам Ислама – иншалла. Через дервиша действует Всевышний, и, может быть, у Аллаха есть на это заведение свои планы. Может быть, здесь однажды зарежут грядущего узурпатора трона, выступит знаменитая певица или произойдет другое важное событие…

Абу-Махди дружелюбно пожелал мира всем присутствующим, после чего занял место за стойкой по правую руку от мистера Йоханссона. Ему тоже немедленно принесли без заказа его традиционную порцию – двести виски и шот граппы. Этот стартовый заход из уважения к святому человеку делался за счет заведения.

– Резво начинаете, эфенди, – вежливо заметил швед.

– Никогда не боялся трудностей! – отрезал дервиш. – Трудности созданы Аллахом для того, чтобы мы их успешно преодолевали. С усилием преодолевая трудности, мы тем самым по воле Аллаха вызываем в организме приток эндорфинов, которые повергают нас в блаженную эйфорию…