Пираты сибирского золота - [59]

   Находясь в разных местах, они ещё не знали, что всё уже кончилось. Только три больших костра от догоравших домов и склада недобро алели углями в упавшей на землю и тайгу с гор ночи. К утру место побоища привлекло зверьё и хищных птиц. Волки, росомахи, медведи сбегались на запах, десятки большекрылых птиц с загнутыми клювами плавали в воздухе над тихим пространством, где в последнем для них эпизоде этой жизни столкнулись две силы.

   Валерий  Петрович,  заснувший в  своём схороне, зябко поёживаясь, вылез из штабеля и огляделся. Над пепелищем былого прииска курились сизые дымки. Резкие крики соек, кедровок и клёкот орлов, вместе с шумом реки на фоне поднимавшегося над всем этим солнцем, усиливали общую настороженность  нарождавшегося дня. Почему тихо? Где народ? Может быть, казаки, преследуя хунхузов, ещё не вышли из тайги?

   Плеснув в лицо воды из ручейка и испив воды, инженер, держа взведённый револьвер с длинным стволом, обходил вчерашнее место боя. В странных позах, залитые кровью трупы попадались буквально через каждый десяток шагов по периметру поляны. Ни одного живого ни среди казаков, ни из разбойников не обнаружил.  Застреленных  и  порубленных  хунхузов было больше, чем мёртвых казаков.  Ему стало страшно. В лесу заржала лошадь. Осторожно, прячась за деревьями, Новиков направился на звук. Вскоре отчётливо донеслось фырканье лошадей. На полянке пасся табун. У небольшого костерка неподвижно сидел старый китаец без оружия. Подойдя к нему, увидел, что  тот  плачет,  а рядом, прикрытые синей тканью, лежат две недвижимые фигуры. Подняв глаза на человека с револьвером, тот не испугался, а тихо произнёс, коверкая русские слова:

— Моя сына, больший и малой, умирал два вместе.

— Кто вас привёл?

     — Однако Чен Зун, брата Джао Косого, — ответил старик.

   Первое имя ни о чём инженеру не говорило, но второе — имя известного главаря многих банд в этих краях, всё объясняло.

     — Моя не стреляла, моя конюх, моя при лошадке, — вытирая глаза полой рубахи, проговорил китаец. — Давай, пей чай, ешь рис, твоё всё пропало.

   Этот  старик  раньше  Новикова  обошёл побоище в поисках сыновей.

   Несмотря на случившееся, кошмарное состояние души и мысли, разбегающиеся, как тараканы, во всех направлениях, Валерий Петрович вспомнил, что в последний раз он ел вчера утром. Заткнув свой длинноствольный револьвер 44 калибра за пояс сзади, присел и принял из рук старика чашку с рисом. Пользоваться китайскими палочками для еды он умел и очень быстро очистил посуду. Зелёный терпкий чай оказался также кстати.

     — Теперь твоя берёт коня и уходит, — сказал конюх, — быстро, быстро. Человек бежит к Джао с полуночи, и скоро он ходить сюда, а тебя резать.

   После этих слов дед застыл, как согбенный камень, замолчал. Из его глаз вновь полились слёзы.

   Новиков выбрал лошадь с уздечкой, заседлал её и, попрощавшись с горюющим отцом убитых сыновей, уехал в сторону большой реки. По тропе к пристани, верстах в пятнадцати от «Троицы», он наткнулся на ужаснувшую его, нереальную картину гнусного варварства. Вдоль тропы, в ряд, лежали обезглавленные трупы. Не сразу понял, что это ушедшие из «Троицы» горнорабочие. Его затрясло от кошмара, пронзившего до самой последней точки.

   Лошадь захрапела и шарахнулась —  три волка отбежали в сторону и скрылись в кустах. Ему удалось её остановить и перевести на шаг только после значительных усилий минут через пятнадцать. Стало ясно, что все, кто был в посёлке, погибли. Он остался единственным свидетелем трагедии. До него стало доходить, что за местами, где идёт добыча богатого золота, ведётся страшная охота, и того, что было сделано для охраны, которая оказалась неэффективной,  было слишком мало. Цена  этого  за гранью сумасшествия — жизнь десятков людей. Итог — он остался один, а там, где шла добыча, горы трупов.

   Ещё через сутки голодный, почти больной, он вышел к большой реке, где была пристань и казачий кордон при ней. Беда, пронесшаяся над прииском и его тружениками, не миновала и здешних мест. Обгорелые сваи пристани без настила, сгоревшая сторожка уже его не поразили. Людей нигде не было видно. Хунхузы похозяйничали и здесь. Присев у воды на камне, Валерий Петрович горько задумался над своим положением. Один, без продуктов, возможности развести огонь, легко одетый,имея револьвер с десятком патронов и усталую лошадь, очутившись у Витима, Новиков не представлял, как выжить в сотнях вёрст от жилья. А добираться надо было в Бодайбо, находившееся почти в трёхстах верстах ниже по течению от места, где он сидел на камне.

Вдруг тихий голос позвал:

— Эй, инженер, ты ведь с прииска?

   Вздрогнув и оглянувшись, Валерий Петрович обнаружил бородатого казака с двумя винтовками за спиной и пистолетом в руках, вышедшего из прибрежного тальника.

     — Как вы здесь оказались? У нас всех, кроме меня, поубивали и всё пожгли хунхузы. Я был на охоте, слышал стрельбу, видел дым, а когда вернулся, уже всё пропало и товарищи мои исчезли.

   На это Новиков ответил рассказом о приисковой трагедии и гибели всех, кто там был.

   Казак, его звали Савелий, в отличие от Новикова, имел котелок, чай, мясо оленя, подстреленного на охоте, шалаш и шинель, на которой спал в этом шалаше. Был у него нож и топор.