Пираты. Рассказы о знаменитых разбойниках - [15]

Варварское поведение и романтическая смерть иоассамитского вождя Рахма-бен-Джабира

Город Бушир на берегу Персидского залива стоит на низменной песчаной косе, которая тянется вдоль побережья, образуя два узких залива. Один из них в 1816 году был занят флотом араба по имени Рахма-бен-Джабир, который более двадцати лет наводил ужас на весь Персидский залив. Он был, наверное, самым успешным пиратом за всю историю, и его терпели дольше всех. Родился он в Грейне, расположенной на другом берегу залива, и был племянником правителя этой области. Впрочем, у его сограждан имелись все основания объявить его вне закона, ибо он предавался разбою, однако он сумел найти поддержку и убежище, в которых ему отказали соотечественники, в Бушире. С пятью или шестью судами, большинство из которых были очень большими и имели в составе своих команд от двух до трех сотен человек, он выходил в море и захватывал все, что мог захватить. На эту добычу и жили его пираты, которых было не менее двух тысяч. В большинстве своем это были его собственные, купленные им самим, рабы из Африки, а остальные подчинялись ему добровольно. Порой, в приступе гнева, он убивал их точно так же, как убивал своих врагов, и не только в битве. Он любил прикончить человека хладнокровно, когда тот уже подчинился его власти. Рассказывают, как однажды он загнал большую часть своей команды, вздумавшей чем-то возмутиться, в бак, в котором обычно хранили воду, и запер его. Взбунтовавшиеся пираты там задохнулись, после чего их тела были выброшены за борт. Этот кровожадный пират, подобно знаменитому Дьеззару из Акра, одевался и вел себя очень просто; он жил весьма скромно и если шел куда-нибудь, то отличить его в толпе слуг незнакомому с ним человеку было совершенно невозможно.

Рахма-бен-Джабир, вождь иоассамитских пиратов

Он выглядел опустившимся человеком, поскольку никогда не стирал свою рубашку и менял ее лишь тогда, когда она превращалась в лохмотья. Он всегда ходил босым, а на плечи небрежно набрасывал черный плащ из козьего пуха, обвязывая голову засаленным грязным платком, называемым кефией. Жизнь и характер этого человека были известны всем; жители Бушира ценили его, ухаживали за ним и одновременно боялись. Его любезно принимали и развлекали всякий раз, когда он посещал британскую факторию. Однажды, пишет мистер Бэкингем, «в моем присутствии врачи британского флота и крейсеров компании послали за ним, чтобы осмотреть его руку, которая были сильно повреждена. В нее попали шрапнель и множество осколков, и несколько дней рука напоминала кровавое месиво, а сам пират находился при смерти. Однако он все-таки поправился безо всякого хирургического вмешательства, хотя кость от плеча до локтя была раздроблена и кусочки этой кости постоянно выходили наружу. Теперь его предплечье и локоть соединялись с плечом лишь мясом, кожей и сухожилиями, без каких-либо признаков кости. Явившись в факторию, Рахма-бен-Джабир без приглашения уселся за стол и стал пить чай, поскольку было время завтрака, а его спутники расположились на стульях вокруг него. Все они были грязны до невозможности, а некоторые, не стесняясь, снимали с себя насекомых, которыми кишели их одежда и волосы, и бросали на пол. Длинные руки и ноги Рахма-бен-Джабира были покрыты шрамами и следами от ран, нанесенных саблей, копьем и пулями; их было, наверное, больше двадцати. Его лицо от природы было злобным и некрасивым, а теперь стало еще более уродливым из-за пересекавших его шрамов и отсутствия глаза. Когда один из английских джентльменов, присутствовавших здесь, небрежно спросил его, сможет ли он отбиться от врага своей бескостной рукой, он выхватил из-за пояса кривой кинжал и, поддерживая здоровой левой рукой локоть правой, крепко зажал рукоять кинжала в кулаке и, размахнувшись, нанес резкий крученый удар, добавив при этом, что только и мечтает перерезать своей раненой рукой как можно больше глоток. Я был потрясен этим грубым желанием и диким торжеством, прозвучавшим в голосе этого человека, сохранившего способность убивать ни в чем не повинных людей. Не знаю, как описать охватившие меня стыд и горечь, когда все собравшиеся громко расхохотались в ответ на мои слова о том, что я отказываюсь восхищаться этим человеком».

В 1827 году этот варвар наконец жестоко поплатился за свои гнусные дела. Его жестокие набеги заставили арабов Бахрейна и Ратифа объединиться; они блокировали главный порт Рахма-бен-Джабира Даман. Оставив сына оборонять крепость, он отправился в обговоренное место, где должен был встретиться со своими друзьями, которых он хотел объединить в союз для совместного отпора врагу. Однако это дело не выгорело; он вернулся в Даман и, несмотря на лодочный флот, блокировавший порт, сумел посетить крепость и, захватив с собой младшего сына, сразу же вернулся на свой корабль. Свита на борту судна разразилась громкими приветствиями, которые привлекли внимание врагов, и одна из лодок под командованием шейха Бахрейна бросилась в атаку. Завязалась яростная перестрелка, и шейх, обнаружив, что потерял от вражеского огня почти половину своей команды, ушел за подкреплением. Получив его, он вернулся. Перестрелка возобновилась с новой силой; наконец, Рахма-бен-Джабиру (который давно ослеп) сообщили, что люди, окружавшие его, падают один за другим, собрал остатки команды и велел подойти к противнику и сцепиться с ним бортами. Когда это было сделано, он обнял своего сына и велел отвести себя вместе с пылающим факелом в пороховой погреб. Корабль взорвался; судно шейха загорелось и тоже взлетело на воздух. Шейх Ахмед и несколько его вояк спаслись, из всей команды Рахма уцелел лишь один; полагают, что в этом бою погибло более трехсот человек.