Пираты Ледового моря - [55]

Голубка замерла на месте, она не верила своим ушам: ребенок из шахты осмелился задать вопрос Белоголовому!

Но капитан посмотрел на меня с интересом. Какое-то время он молчал, а потом спросил:

– Это правда – то, что рассказал Брагдер? Что ты сама меня искала? Что пришла на остров по своей воле?

– Да, – ответила я, хотя это и было не совсем правдой. Из его слов получалось, будто я сюда как-то особенно стремилась. Что это к нему я шла, а не за моей сестренкой.

Белоголовый снова посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на Голубку и сказал:

– Пусть девочка зайдет на минутку. Подожди здесь.

Он сделал шаг в сторону и показал рукой, что я могу войти.

На самом деле мне вовсе не хотелось идти к нему. Но выбора не было, раз сам Белоголовый решил пригласить меня в гости. Дрожа от страха, я переступила порог, а Голубка, как ей было велено, осталась ждать, прислонившись к стене дома.

Когда я вошла, у меня глаза разбежались. Никогда прежде не видела я такой комнаты! Здесь горело несколько ламп, свет был яркий, теплый и уютный. Повсюду – вверху и внизу, на полках и на столе – лежали бумаги с рисунками, кажется, чертежами, и везде были какие-то механические детали, винты, пружины, всякие штуки из железа и латуни, чернильница с засохшими гусиными перьями. Но это было не все. Посреди комнаты стоял аппарат, который и правда был похож на большой нактоуз. У него была длинная деревянная рукоятка с двумя оглоблями на конце, в которые был впряжен волк. Настоящая белая волчица, но только очень изможденная и явно голодная. На глазах у нее были шоры, а сквозь тусклый мех, содранный в нескольких местах, проглядывали раны. Зверь стоял не двигаясь и не издавал ни звука. Можно было принять ее за чучело, если бы бока не подрагивали от дыхания.

Белоголовый закрыл дверь. Мы остались одни. Он, я и волчица.

Давление и тепло

Белоголовый долго ничего не говорил. Он рассматривал меня, а я стояла посреди комнаты и оглядывала все вокруг: бумаги и книги, механические детали, огромного белого волка и аппарат, к которому тот был привязан.

Вдруг я увидела свое лицо – оно отражалось в колпаке, привинченном наверху аппарата. Я содрогнулась: оно было такое черное! Точь-в-точь как у других детей. Как быстро я превратилась в одну из них, как быстро стерлись признаки прежнего мира! Я поплевала на руки и постаралась стереть угольную пыль. Потом еще раз покосилась на свое отражение. Да, так лучше. Теперь это снова я. Прежняя Сири, а не девочка из шахты.

Белоголовый молча улыбнулся. Сделал пару больших шагов по комнате, поднял бумагу с какими-то подсчетами.

– Ты хотела узнать, зачем мне нужен самый крепкий уголь, – напомнил он.

Я кивнула, но не решилась встретиться с ним взглядом.

Белоголовый опустился в кресло, задумался над расчетами, словно это была карта, в которой надо было разобраться. Он казался усталым, теперь я это заметила. Усталым и высохшим, как будто у него что-то износилось внутри.

Вдруг он словно вспомнил обо мне и оторвал взгляд от бумаг.

– Тебе известно, как появляются алмазы? – спросил он.

– Нет, – ответила я, потому что на самом деле ничего про них не знала. Я знала только, как ставить сети и смолить лодку. А еще – как одним большим пальцем отломить голову у селедки или смастерить садок для рыб из ящика из-под сахара. Но ничегошеньки об алмазах.

– Они рождаются от давления и тепла, – сказал Белоголовый. – Глубоко-глубоко в земле. Там, в сердце земли, так жарко, а давление такое высокое, что уголь, плавясь, превращается в алмазы.

Он встал. Расчеты упали на пол, но он не обратил внимания, что наступает на них. Они вдруг сделались неважными, как и другие бумаги, которые валялись повсюду, – испачканные, перечеркнутые, закапанные чернилами.

Когда Белоголовый подошел к аппарату, волчица первый раз подала признаки жизни. Она вздрогнула и попыталась отскочить, но, видимо, была надежно пристегнута, потому что не смогла сдвинуться с места. Тогда она ощетинилась и, поджав хвост, стала перебирать огромными лапами и глухо рычать.

Белоголовый погладил свой аппарат, словно тот был живой. На правой руке блеснуло кольцо. Золотое кольцо капитана, украшенное маленькими изящными костями, образующими узор – красивый и страшный одновременно.

– Я сам построил этот аппарат, – сказал Белоголовый. – Он должен создать для меня алмаз.

Он открыл крышку на самом верху и вытряхнул золу.

– Обо мне говорят… – протянул он, разглядывая ладонь, которая стала серой от золы, – будто я злой человек. Но это неправда.

Я не могла ответить, но Белоголовый, видимо, догадывался, что я бы возразила, если бы посмела, поэтому посмотрел мне в глаза и сказал:

– Я вырос на «Снежном вороне», понимаешь? Мой отец был капитаном пиратов. Его команда наводила страх на всех в Ледовом море.

– Верно, – прошептала я.

– Но мне такая жизнь была отвратительна, – продолжал он. – Отвратительны горе и зло, которые причиняли пираты. Я прятался в капитанской каюте, когда мы шли на абордаж, убегал туда от криков и убийств. У моего отца была энциклопедия. Он наверняка ее где-то украл, но никогда сам не читал, а я прочитал – от корки до корки.