Пиратское фэнтези - [21]

— Вот что я вам скажу, — прошептал Бисон, — это был родной брат того ублюдка, и они таки вернулись сюда, но их тут ждали…

Дремавшая собака вскочила и яростно залаяла. Старуха, которая толкла коренья, не обратила на нее внимания, — вероятно, она была не только слепая, но и глухая, — но женщина с тыквой вопросительно обернулась, и из хижин вышли еще две женщины. Они тоже были слепые, тоже страшно изуродованные. Женщины взяли палки и осторожно двинулись вперед, вытянув перед собой руки и помахивая палками. Собака прыгала и рычала, она перебегала от женщин к морякам с «Мартина Лютера» и обратно, указывая путь. Это могло бы быть забавно, но не было, волосы у Джона встали дыбом — с того времени, как его сослали на каторгу, он не видел ничего страшнее этих слепых женщин.

— Боже милостивый, — вздохнул Бисон и пристрелил собаку. — Бежим.

Джон несся далеко впереди прочих. Он горной козочкой скакал по тропинке, которая тянулась и по другую сторону деревни через узкую расщелину между склоном горы и утесами. Джон слышал за спиной пыхтение остальных, из-под ног летели камешки и сыпались вниз, на гальку у моря. Вскоре Джон услышал еще и выстрелы, но доносились они не сзади, а спереди. Затем раздался гулкий рев одной из пушек «Мартина Лютера».

— Сукины дети! — задыхаясь, прокричал Бисон. — Шевелись, бычище!

Он отпихнул Джона и пробежал вперед. Пираты обогнули гору и увидели место, где стоял «Мартин Лютер», только с другой стороны. Вот развалины часовни, а вот и шлюпка — на полдороге к «Мартину Лютеру» и битком набитая вооруженными людьми. На борту оставались только Калман и Джобсон, а у Калмана еще с того времени, как пираты захватили галеон, не двигалась левая рука. Они скорчились за большой пушкой на шкафуте, пытаясь поточнее навести ее на шлюпку, не подставившись под пули.

Бисон, на ходу перезаряжая мушкеты, подбежал поближе, чтобы оказаться на расстоянии выстрела от шлюпки. Когда один из сидевших в ней встал на колено на носу и прицелился в Джобсона, Бисон уложил его таким великолепным выстрелом, каких Джон в жизни не видел. Джон попробовал зарядить мушкет на бегу, но ничего у него не вышло, только весь измазался в порохе. Тут их нагнали Джессап и Перкин, а Кольер хромал за ними по пятам. Пираты заняли позиции за надгробиями и принялись палить по шлюпке, молясь только об одном — чтобы у Калмана с Джобсоном хватило ума не потопить лодку восьмифунтовым ядром.

Минуту спустя все было кончено — людям в шлюпке пришлось стрелять сразу по двум мишеням, и они не справились. Когда выстрелы затихли, потери «Мартина Лютера» свелись к правому уху Кольера, которое почти целиком снесло пулей. Кольер рухнул наземь, истекая кровью, словно заколотый поросенок, и ругаясь последними словами, а Джон выглянул из-за надгробия брата Касильдо.

— На шлюпке никто не шевелится, — сказал он.

— А тот подонок, который висит на планшире?

— Я вижу в нем три дыры, — ответил Джон.

Он осторожно поднялся и вышел на берег. Остальные по одному поднимались и следовали за ним. Калман и Джобсон с корабля кричали им «ура» и махали шляпами.

— А как нам вернуть лодку? — спросил Перкин.

— Кто-нибудь умеет плавать?

— Я, — вызвался Джон и тут же пожалел о своих словах, вспомнив печальную кончину Дулли.

— Тогда давай, — велел Бисон.

Снимая камзол и шляпу и скидывая башмаки, Джон помолился так, словно было воскресенье, — а это вполне могло быть и воскресенье. Вода оказалась чистой и прозрачной, совсем не как в грязной речушке Хакни-Брук, и синей-синей, если не считать багрового пятна, которое расплывалось вокруг мертвеца, свесившегося с планшира. Должно быть, Господь услышал молитвы Джона и одобрительно кивнул, поскольку до лодки, всей в щепках и мушкетных пулях, Джон доплыл благополучно, хотя и пришлось, взбираясь в нее, выкинуть за борт мертвеца.

Джон увидел, что неподалеку лицом вниз плавает еще два трупа. Еще трое лежали на дне лодки, изрешеченные в клочья, кроме одного рябого детины, который откинулся навзничь с открытыми глазами и оскаленными зубами, зажав в кулаке кинжал…

Детина с криком сел, и Джон тоже закричал и перехватил его запястье, и несколько бесконечных секунд они боролись, причем Джону в ноги немилосердно впивалась банка. С берега загремели выстрелы, но пули, словно пчелы, прожужжали мимо; наконец Джону удалось сломать мерзавцу запястье. Он отобрал у него нож и дважды всадил как раз туда, где, по его предположениям, должно было быть сердце, и тогда детина охнул и испустил дух. Джон выпихнул его из лодки и сел, дрожа, несмотря на жаркое солнце.

Закончив блевать за борт, он стал грести к берегу.

Джон часто думал о том, что стало с удачей капитана Сталвина, которая вроде бы кому-то улыбнулась. Они все ломали над этим головы — уже после того, как избрали Бисона капитаном и уплыли подальше от острова; самой разумной признали идею Перкина — она состояла в том, что речь шла об их удаче, то есть об удаче всей команды. А значит, перемена к лучшему, в числе прочего, состояла и в том, чтобы избавиться от такого паскудника, как Сталвин.

Еще они раздумывали над тем, что же на самом деле произошло на острове, и сочинили об этом несколько разных историй, сидя под звездным небом на палубе и попивая ром. Самой правдоподобной им показалась история капитана Бисона — что на острове с индейцами остались надсмотрщики, которые были крепче и перенесли болезнь, и что они захватили себе индейских женщин, потому что им было наплевать, какие у тех лица, и убили брата Касильдо. Так они и жили, пока через семь лет не вернулись братья Клаверия Мартинес.