Пират моей мечты - [48]

— Которая? — Она не знала, на что решиться: быть может, ей все же следовало сделать попытку прорваться к двери? Или угроза уже миновала, и тогда разумнее остаться, чтобы дать ему договорить…

— Не перебивайте меня.

У Серенити снова сжалось сердце. Не следовало его злить. Хотя, учитывая, как все обернулось, ей, пожалуй, нечего терять. К тому же она не из тех, кто станет молча, обреченно ожидать печальной участи.

Она имела право знать, что ей уготовано.

— Не перебивать? Но ведь мне любопытно, капитан пиратов-убийц, как вы намерены со мной поступить. Или это одна из любимых ваших пыток — держать жертвы в неведении до последней их минуты?

Черты его лица снова застыли, взгляд стал ледяным.

— Как я уже говорил, — сказал он, игнорируя ее вопрос, — мне понятно, что вас волнует и тяготит информация, которую вы получили в последнее время. Но вопрос в том, все ли вы правильно поняли.

— Я поняла одно. — Серенити тщетно пыталась унять дрожь в голосе. — Что человек, которого я принимала за героя, каким должна гордиться Америка, оказался разбойником, предводителем шайки убийц, злодеем. Человеческая жизнь для него пустяк.

Морган схватил ее за плечи. Серенити зажмурилась. Еще миг, и он встряхнет ее — да так, что дух из тела вытрясет. Но Морган неожиданно разжал ладони и сокрушенно произнес:

— Вы понятия не имеете, сколько невзгод мне довелось пережить на своем веку. Да, я в прошлом был пиратом. Я этого не отрицаю и не ищу оправданий. Молодость, злость, отчаяние — вот что стало тому причиной.

Я жаждал мести. Крови британцев и моего смертельного врага.

— И ради мести готовы были на все.

— Да.

Ей стало невыносимо горько. Значит, он и в самом деле Мародер. А она, несмотря на страх, до последней минуты втайне надеялась, что произошло какое-то чудовищное недоразумение. В глубине души ей так хотелось верить в его невиновность…

Но возможно… Она готова была схватиться за соломинку. Даже когда ей предстояло расстаться с жизнью, она не испытывала такого тоскливого, щемящего чувства, как теперь, когда она лишалась иллюзий, той мечты о прекрасном герое, которая согревала ей душу, давала силы жить… Может быть, он поклянется, что никому не причинил вреда, кроме злейших своих врагов. Что он благороден и честен, как ее вымышленный герой. Что не способен на ложь и коварство, ему чужд холодный расчет и погоня за наживой…

— Но вы ведь не убивали невинных? — едва слышно спросила она.

— Приходилось. Если они стояли у меня на пути.

И одной этой фразой он уничтожил все ее надежды, все ее последние упования.

О, как прав был Дуглас! Она неисправимая мечтательница. На свете не существует людей, подобных выдуманному ею герою, о котором она грезила, чтобы хоть ненадолго отрешиться от беспросветного однообразия реальности.

И вот теперь ее мечта погибла безвозвратно. И Сере-нити ощутила такую боль, словно у нее из груди вырвали сердце.

— Боже мой, вы чудовище! — воскликнула она, пытаясь оттолкнуть его, но он проворно взял ее за руки и с силой их сжал.

— Нет. — Глаза его потемнели. Выражение их стало непередаваемо печальным, так что в душе у Серенити помимо ее воли шевельнулась жалость. — Я всего лишь человек, продавший душу за возможность мщения.

Несмотря на все, что она о нем узнала, ей захотелось утешить и ободрить его.

Прошлое тяготило его, и чтобы убедиться в этом, достаточно было заглянуть ему в глаза, исполненные страдания.

Даже теперь, когда она перестала отождествлять его с героем своих грез, он казался ей необыкновенно красивым. Возможно, именно потому, что впервые за все время их знакомства он предстал перед ней таким грустным и подавленным. Он каялся перед ней в прегрешениях. Он ждал от нее прощения и понимания. Но кто она такая, чтобы прощать и отпускать грехи?

Ему уместнее было бы обратиться с этим к кому-либо из тех несчастных, кого он хладнокровно умертвил, когда называл себя Мародером.

— Я далек от того, чтобы гордиться прежними деяниями, Серенити, — негромко произнес он. — Но поверьте, никогда я не ходил под «Джолли ред». Никогда не обагрил руки кровью тех, кто не мог защищаться.

«Неужто же ты ему поверишь?!»

— А я совсем другое слышала о Мародере. Он резко отпустил ее руки.

— Вы вправе верить, чему пожелаете. Но я не несу ответственности за лжецов с их длинными языками.

Он подошел к окну. Серенити следила, как, раздвинув занавески, он выглянул наружу. Вот его рука взметнулась вверх, он оперся локтем об оконную раму и охватил ладонью затылок. И замер, глядя на волны, рокот которых не смолкал ни на мгновение. Серенити залюбовалась его грациозной позой, густыми черными волосами, которые спускались ниже плеч.

Растерянность, разочарование, страх, сочувствие, нежность — все смешалось в ее душе. Морган оказался вовсе не тем, за кого она его принимала. Нов этом была доля и ее вины. В грезах она вознесла его на такой пьедестал, где не в силах удержаться ни один человек.

Да, это правда: в мечтах она именовала его пиратом, но смысл, который она вкладывала в это слово, был совсем иным, не тем, какой оно обрело, когда фантазии ее столкнулись с реальностью.

Она считала его… не настоящим пиратом. Таким, как Рэндольф. Пиратом-джентльменом, который не прочь подразнить капитанов и экипажи встречных судов, но никогда не обагрит руки их кровью.