Пиранья. Алмазный спецназ - [74]

Мазур тщательно выбирал м о м е н т.

И когда он настал, действовал с предельной собранностью, превратив все тело в нерассуждающий механизм, проворный и смертоубойный. Обманным движением инсценировав атаку справа, ушел влево, рухнул на колено – и вместо того, чтобы уклониться, как она несомненно ожидала по логике событий, нанес удар, выбросив вперед руку...

Нож вошел м я г к о, идеально. Левой рукой захватив ее запястье, Мазур увел нож в сторону – и почувствовал неописуемые словами п е р е м е н ы в теле нападавшей. Ее рука д р о г н у л а, наливаясь вялостью, лицо изменилось, застыло, искажаясь безмерным удивлением и о с о з н а н и е м – и на нем появилась едва ли не детская обида... а потом глаза тем же неуловимым манером п о г а с л и, утратив некую искру, остались прежними, но н е ч т о ушло безвозвратно...

Выдернув нож, Мазур отпрянул – и Анка рухнула лицом вниз, в траву, на лобастые кочки, нелепо вывернув руку с ножом, конвульсивно подергивая ногами, что длилось недолго.

Он стоял, уронив руку с ножом. Легкие работали, как кузнечные меха, все порезы моментально заболели – пекло, жгло, ощущалась липкая кровь. Солнце опускалось к верхушкам деревьев, стояла тишина, наполненная резким запахом мяты, вытоптанной травы, – и Мазур, как никогда прежде, ощутил нечеловеческую усталость, не тела, а д у ш и. Это навалилось, как ливень. Он вдруг понял, как бесконечно устал – бродяжничать по свету, разгадывать козни и уворачиваться от опасностей, взрывать, стрелять, убивать, побеждать, переигрывать, одолевать...

Это сотрясало тело, как приступ тропической лихорадки, а то, что творилось в голове, описать нормальными человеческими словами было решительно невозможно. Он стоял посреди знойной, жаркой Африки, уронив руки, таращась пустым взглядом на лежавший у его ног труп, чувствуя невероятную тяжесть, пригибавшую к земле... В голове билось одно: когда э т о м у придет конец? Слишком долго для нормального человека все это продолжается...

А потом он справился со всей этой напастью – моментально и бесповоротно, словно смял и отбросил пустую сигаретную пачку. Как-никак он был сугубым профессионалом и не мог позволить себе передышки, предстояла еще масса хлопот: и понадежнее упрятать тело, сделав все, чтобы его не смогли опознать, и от лишней поклажи избавиться, и убраться отсюда до возможного появления нежеланных свидетелей, а ведь до конечной точки маршрута оставался еще изрядный кусок, так что он, собственно говоря, был на полпути... Один, бравый.

Шумно выдохнув, помотав головой, о т о ш е л. Стал прежним.

Глава шестнадцатая Под сенью христианской благодати

Католическая миссия выглядела примерно так, как Мазур и ожидал, – ему уже доводилось в здешних местах видывать подобные заведения. За двадцать лет мало что, в общем, изменилось. Недавно побеленная церквушка с острой зеленой крышей и католическим крестом на гребне, несколько глинобитных хижин, крытых банановыми листьями, три домишки из неизменного рифленого железа, низкая изгородь – загон для скота, тронутый ржавчиной водонапорный бак на треножнике из железных труб, небольшое поле, крохотные банановые посадки. На крыше одной из «рифленок» – убогонькая спутниковая тарелка, а возле другого домишки – джип с брезентовым тентом. И то, и другое Мазура чрезвычайно порадовало – и новости можно узнать, и машину до Инкомати нанять... ну, а в крайнем случае нарушить одну из заповедей...

Он оглядел себя. После того, как радиатор окончательно закипел и сдох, Мазур прошагал пешком километров пять, основательно покрывшись сухой желтоватой пылью. Одежда, сначала вымокшая напрочь, потом высохшая на теле, и без того выглядела предосудительно, а порезы от ножа ее тем более не украсили. В разрезах виднелись полосы пластыря, и нижняя челюсть залеплена пыльным пластырем. Кобура и ножны на поясе... Мазур выпростал рубашку из брюк – так, конечно, совершенно оружия не скроешь, но демонстративности все же меньше, Божий дом как-никак, и контингент соответствующий... Автомат, увы, не спрячешь, так и висит на плече. Ну, что поделать – места довольно глухие, здесь как-то редко встречаются щеголи в смокингах и лаковых бальных туфлях. Должны были притерпеться к странноватому народу, выходящему из лесов. Кроме того, у обитателей подобных мест есть одно ценнейшее качество: они в силу служебного положения стремятся не влезать особенно в мирские дрязги, не принимать ничью сторону в гремящих вокруг конфликтах, а также, что характерно, не спешат стучать полиции и властям касаемо каждого подозрительного путника. Тайна исповеди опять же... ну, до этого, уверен, не дойдет, нужно же заботиться о душевном здоровье Божьих людей. Вроде бы ко всему на свете притерпелись – но можно представить, что с ними будет, вздумай Мазур подробно и обстоятельно исповедоваться... Людей жалко, точно.

Он направился к миссии открыто, не таясь, по обочине пыльной дороги. Приблизившись метров на пятьдесят, услышал доносящееся из церкви заунывное пение на местном наречии. Ускорил шаг – хотелось есть и пить, тело требовало отдыха.

Навстречу ему бросилось с полдюжины худых разномастных барбосов. Обступили кольцом, побрехали малость для поддержания своего имиджа неподкупных сторожей, а потом, лениво повиливая хвостами, разбрелись в тенек.