Пирамида из двух миллионов черепов - [14]

Осенью 1975 года радио Пномпеня передало приказ всем подразделениям красных кхмеров быть готовыми «уничтожить всех бывших прислужников Лон Нола, военных и гражданских, и членов их семей, как только закончится сбор урожая». Вскоре пошли слухи, что в этот список будут включены учителя, студенты, врачи, инженеры.

Массовый террор царил в коммунах, превращенных в концлагеря. Всех людей, независимо от возраста и состояния здоровья, привлекали к принудительному труду по 12–16 часов в сутки. Вечерами они были обязаны посещать «идеологические лекции», которые, как правило, оканчивались «косанг», то есть «перевоспитанием». Это был своеобразный ритуал «предупреждения» кого-либо из членов коммуны. После второго «косанга» человек бесследно исчезал. Бежавший в Таиланд Нги Дук, 22-летний юноша, бывший горожанин, провел несколько месяцев в подобной Юоммуне. Он рассказал, что однажды, работая в поле, наступил на острую палку бамбука и распорол ногу. В ответ на просьбу освободить его от работы на несколько дней, командир красных кхмеров Мон сказал: «Такая пустяковая рана не дает повода для увиливания от работы». В тот же вечер Нги получил свое первое «косанг». «Ты должен работать, несмотря на боль. Ты должен быть твердым, как камень. Нельзя лодырничать и увиливать от работы», — сказали ему члены комитета коммуны.

К осени 1975 года в коммуне, где жил и работал Нги, было казнено тридцать человек. Однажды ему приказали дежурить на участке ночью после работы, на что Нги неосторожно ответил:

«Я так ослаб, что еле волочу ноги даже днем». Тогда ему вынесли второе «косанг». Разъяренный Мон кричал: «Ты хочешь пойти против истории. Ты должен повиноваться приказам „ангка лоэу“». Ночью Нги бежал в джунгли, зная, что его ждет верная смерть.

Побегов из коммун было много. Красные кхмеры расправлялись с беглецами без всякой пощады. Власти пытались перекрыть все пути, ведущие к таиландской границе. На 500-километровой границе были ликвидированы все поселения в пределах 5 километров. Дороги и тропинки минировались. Патрули постоянно прочесывали джунгли в поисках беглецов, которых тут же приканчивали на месте.

Важным элементом полпотовской политики было насаждение страха и взаимного подозрения в коммунах. Здесь была создана целая система тотальной слежки. Широко использовалась практика доносов. Вот рассказ пожилой женщины, которая как представитель «третьей категории» находилась на полевых работах:

— Агенты секретной полиции терроризировали нас. Это были мальчики и девочки от семи — восьми до тринадцати — четырнадцати лет. Ремеслу сыска их натаскивали на специальных занятиях. Они сидели в каналах, забирались на крыши, прокрадывались под лежанки в бараках, чтобы услышать хотя бы одно слово. За информацию полагалось вознаграждение. Самое ужасное было в том, что они, впившись глазами в лица, следили за их выражением. Грусть, чувство протеста, досада — за все жестоко наказывали. От желания ребенка заполучить в качестве награды за донос винтовочный патрон зависела жизнь университетского профессора.

Корреспондент «Нью-Йорк Тайме Мэгэзин» рассказал о бежавшей из Кампучии в 1976 году девушке по имени Чан Серей Монти. Отец ее был раньше чиновником в резиденции премьер-министра. Рабочий день в коммуне начинался в пять часов утра. Чан трудилась на рисовых плантациях, участвовала в земляных работах, строительстве каналов. Работали весь день с двумя небольшими перерывами. В особенно напряженные периоды работа продолжалась и ночью: стариков и старух заставляли держать факелы. В мире, окружавшем Чан, ее жизни угрожали болезнь или смерть от голода и тяжелого труда, или же арест и «исчезновение». «Увели» — эта фраза красной нитью проходила через рассказы всех бежавших из Кампучии. Она означала, что этого человека больше никогда не увидят. Чан видела один раз, что происходит с людьми, которых «увели».

Это случилось в тот день, когда она решила бежать. После работы Чан отправилась навестить родителей. Выйдя из леса, она увидела в поле трех красных кхмеров, которые убивали ножами группу из восьми связанных веревками людей, в основном детей и женщин. Девушка рассказывала:

«Я и раньше знала, что солдаты убивают людей. Им нравилось убивать. Солдаты называли нам имена тех, кого они убивали. А один сказал: „Убивать детей очень легко — надо только взять их за ноги и разорвать пополам“».

В Обвинительном акте говорилось об использовании зверских методов пыток, убийств и запугивания населения:

— Они использовали такие методы убийства, которые давали возможность ликвидировать сразу сотни или даже тысячи людей. Мотыгами, киркомотыгами, палками, железными прутьями людей били по голове. Ножами и листьями сахарной пальмы с острыми краями жертвам перерезали горло, вспарывали животы, извлекали оттуда печень, которую затем съедали, и желчный пузырь, который шел на приготовление «лекарств». Бульдозерами давили людей и применяли взрывчатку, чтобы одновременно убивать как можно больше. Людей хоронили живыми, сжигали тех, кого подозревали в оппозиции режиму, с людей постепенно срезали мясо, обрекая их на медленную смерть. Детей подбрасывали в воздух, а потом накалывали на штыки, отрывали у них конечности, разбивали им головы о деревья.