Пир во время чумы: повести - [6]

— Тебе тоже форму? — спросила мужа Мария.

— Мне, дорогая, все наоборот. Я сам выберу, — ответил Гуров и пошел провожать друга.

Остаток дня Мария и Гуров посвятили уборке квартиры. И не оттого, что она была грязной, а чтобы занять руки, не говорить о последнем убийстве, о политике, о том, что с каждым днем все труднее дотягивать от получки до получки — слава богу, в Москве ее платили.

Наконец они все переделали, сели, выключили телевизор. Мария поставила на стол флакон духов и с вызовом сказала:

— Приняла в подарок от мерзейшего человека.

— Хорошие? — спокойно спросил Гуров.

— Замечательные. Ты мне не даришь духи почти год.

— Я знаю. — Гуров пожал плечами.

— На какие шиши ты собираешься жить в поездке? — В голосе Марии прозвучали тревожные нотки.

— На взятки. Я был в Котуни, еще до твоего нашествия. У меня там должник остался, если он жив и не вступил в компартию, что сомнительно, я не пропаду.

— Ты не врешь? — Мария прошлась по гостиной, уже спокойнее продолжала: — Извини. Ты никогда не врешь, ты молчишь. Интересно, как это получается, куда ты ни толкнешься, у тебя должники.

— Я, Машенька, занимаюсь своим делом почти четверть века. Сыщик, если он действительно сыщик, обязан при любой возможности обзаводиться должниками. Хотя не обязательно они остаются должны ему деньги, чаще совсем даже не деньги. Иногда человек обязан жизнью, иногда ты помог ему спасти честь, сохранить близких. Да мало ли что… Услуга за услугу называется. Это как вино — чем старее, тем ценнее.

— Но для такой жизни необходима уйма сил, терпения, самоотверженность, — пробормотала Мария. Вошла на кухню, взяла бутылку с остатками водки, прихватила два кружочка маринованного огурца. — А ты знаешь, что действуешь на людей подавляюще?

— Лишь защищаюсь, — задумчиво произнес Гуров. — И каждый это делает по-своему. У тебя своя метода, у меня — своя.

— Сказки. Ты мастер на мистификации в жизни. А у меня только театр.

— И дом, и я, — добавил Гуров. — Знаю, характер у меня сложный, но ты потерпи, пока меня не убьют.

— Тьфу, тьфу! — Мария наполнила рюмки. — Если ты позволишь себе что-либо подобное, я тебя никогда не прощу.

— Учту, — ответил Гуров. — И постараюсь тебя не огорчать.

— Сейчас ты вроде бы едешь с простой инспекторской проверкой… Хотя мне не нравится, что вы едете вдвоем и ты в штатском.

— Не будем заниматься пустой болтовней, Маша. Идем-ка спать. — Гуров подхватил жену на руки, но она запротестовала:

— Ну уж нет! — Она болтала ногами в воздухе, пытаясь встать. — Нельзя, чтобы водка оставалась. Это дурная примета. Мы должны выпить ее.

Гуров поставил жену на пол. Мария разлила остатки, и они выпили до дна. Гуров вновь взял ее на руки. Она обняла его за шею, прижалась щекой к груди.

Сидя в шатких креслах старенького «Ту», сыщики молчали. Первым заговорил Станислав:

— Если «этажерка» не развалится и мы прибудем на место, считай, полдела сделано.

— Ты оптимист, Стас, — усмехнулся Гуров, проверяя пристежные ремни. — Слушай, что тебе кажется необычным в последнем убийстве?

— Во-первых, оружие, во-вторых, то, что, по сообщениям прессы, один из киллеров — женщина, — не задумываясь, ответил Стас.

— В десятку. Но я пока не могу понять, кто стоит за исполнителями. Да и кто они. Женщина — это еще не факт. Она могла быть лишь разведчицей, наводчицей…

— Вообще она могла быть не причастной к убийству, — продолжил Станислав. — А видели, скажем, любовницу одного из жильцов. Но оружие — факт установленный. «Беретта» еще ничего, если к ней привыкнешь, пристреляешься, пистолет совсем недурственный, для женщины тяжеловат. А вот «агран-2000» — вообще ни в какие ворота.

— Могли и из пулемета стрелять, одиночными, — высказал предположение Гуров. — Не ясно только, зачем такую дуру таскать, серьезный человек такие стволы в руки не возьмет… Кажется, взлетели.

— Точно, авиалайнер даже крыльями машет, — сказал Станислав. — Интересно, в каком году его должны были списать?

— Знаешь, любопытство кошку сгубило, — усмехнулся Гуров. — Не знаю, замешаны ли эфэсбэшники или менты в убийстве, но стреляли не они. Стреляли явно плохо, да и, повторяю, оружие бандитское. Они считают, раз американское — значит, класс. Тогда взяли бы полицейский «кольт» 38-го калибра. Вот это действительно класс.

— Да у них выбора не было, — сказал Стас. — Что дали, из того и стреляли.

— Но кто они? Обычная лесенка?.. Политик или банкир дал команду какому-то скурвившемуся офицеру, тот нашел парочку бандитов, которые случайно болтались на воле. А может, специально выпустили на пару дней. Дело сделали — и назад, за решетку, в дом родной, где и удавят.

— Сложно мыслишь, командир, — сонно ворочая языком, сказал Станислав.

Через несколько минут он уже мирно посапывал. Гуров смотрел на друга с завистью, сам он ночью почти не спал. Размышлял, взвешивал. Убийство Старовой практически означало, что криминал вышел на тропу войны. Сыщик был знаком со многими авторитетами. Одних уже похоронили, иные коротали свои дни в зоне, многие здравствовали и работали по «профессии». Сыщик знал, что уголовники высоких рангов не шли на политические убийства. Люди практичные, они давно отошли от горячих дел и походили на этаких генералов, которые сидят себе в кабинетах и отдают приказы рядовым. Но в группировках существовали строгая иерархия и свои законы жизни. У авторитетов были враги и завистники, а «вожди» обязаны были считаться с мнением воров и не могли самовольно послать своих людей на политическое убийство. Ведь, как правило, исполнитель — человек обреченный, при всем цинизме братков они не одобряли такие жертвы. Если стрельба начиналась из-за сохранения влияния на нечто материальное — рынок, иные ценности, приносящие общаку ежедневный доход, — тогда дело иное. Политик, не владевший реальными деньгами, был братве неинтересен. Такое убийство вызывало лишь прессинг со стороны эфэсбэшников и ментов, а в многочисленных облавах гибли десятки людей, не имевших к происшедшему никакого отношения. Арестовывались сотни, а у каждого были еще друзья и подельники. В общем, убийство политика считалось делом рисковым и, с точки зрения большинства уголовников, пустым, абсолютно ненужным.