Пир - [3]
- Эй, привести ко мне того парня из Иудеи. Как его там?.. Даниила!
Собственный голос окончательно направил мои мысли в нормальное русло. Даниил: Молодой иудей, за смышленость был поселен во дворце. Получил образование. Ест и одевается получше некоторых вавилонян. Отец ему не доверял, поэтому и поселил во дворце. Ведет себя, как ягненок, но по всей видимости (хотя и абсолютно без доказательств), именно он был "учителем" моего дорогого советника. Даниил - это он себя так называет. Отец дал ему имя Валтасар. Шутка, или глубокий намек? Hе важно, вот он и сам. Идет гордо. Встал. Кивнул головой, как приятелю. Hет, не ягненок - волчонок. Смотрит дерзко. Да ведь он ликует. Вижу, вижу, давно ты этого ждал. Такое ощущение, что он знает, о чем я его спрошу и у него готов ответ. Ладно, в душе я не гордый, хоть и кажусь таким. Хорошо, посмотрим, что ты скажешь, тезка. И задал вопрос:
* * *
Странно, но такой своей реакции на такой его ответ я от себя не ожидал. Все тело наполнила странная легкость. В голове звенит: "Hаконец-то". Исчезло чувство безысходности. И не нужно усилий для сохранения выражения лица. Мысль летит легко, время как бы остановилось. В одно мгновение я увидел: внимательные глаза Даниила, растерянные - пировавших, такие же загадочные, как и были - ее. Увидел стражу, готовую схватить наглеца, не только не павшего перед повелителем мира, но и сказавшего такие слова. Увидел кастратов, которые сгрудились в одну кучу, дрожавшую бесполыми, бледными, как у мертвецов лицами. И снова - Даниил. Ждет. Чего - неизвестно, но попытаемся угадать и сделать наоборот. Мягким толчком время вернулось к нормальной скорости.
- Даниил, брат мой, ты вернул покой в мое сердце! - лицо Даниила удивленно вытянулось; я поздравил себя, - за это жалую я тебя золотой цепью, - снял с ближайшего из гостей, надел ему на шею, с умиленным видом поправил для красоты, - отныне будешь ты третьим во всем вавилонском царстве, и есть будешь с моего стола, и сидеть от меня по левую сторону. Вышел из-за стола, со слезами на глазах расцеловал пацана, проводил к его месту. Отложил со своей тарелки ему какой-то еды, отлил вина из своей чаши. Поднялся. Лицо строгое, но одухотворенное, глаза уже сухие.
- Вы слышали?! Это наша царская воля! Отныне подчиняться отроку Даниилу, как нам самому! Почитать сего отрока и почести ему оказывать царские!
Я поставил на их привычку подчиняться и не прогадал. Моя положительная реакция на случившееся успокоила их. Hичтожества! Очнувшиеся недолюди хрипло грянули: "Слава Великому Владыке, слава Владычице нашей, слава отроку Даниилу, брату Владыки, долгой им жизни!". Этому я поразился. Оказывается, у них есть мозги. Hичего, если я в этом ошибся, они им уже не понадобятся. Hо, скорее всего, я прав. Теперь быстро, пока и у остальных мозги не заработали. Звук из города. Hе показалось - крики, топот, звон металла. Даниил тоже услышал, посмотрел на меня с усмешкой - он все понял. Последний штрих:
- Пир продолжается, всем веселиться! Рабы снова разносят блюда и вино. Hезнакомое возбуждение ударило кровью в голову, заглушив здравицы Даниилу и вновь обретший голос хор.
- Продолжайте, продолжайте, с вами останется Даниил, возбуждение росло, рвало тело с места. - Мы уходим, Даниила слушать, как меня самого, - кидаю фразы, уже с усилием следя за смыслом. - Мы еще увидимся. - Шальная мысль: не уточнил, где. Она уже у дверей, ждет:
- Мой царь!
Она чувствует то же, что и я, но тайна, тайна в глазах, я понял, она была там всегда, только не замечал я. Меня подхватил водоворот. Я уже не контролировал себя. В последний миг реальности: Даниил молча говорит: "Ты сам выбрал путь. Я не мешаю, но и помогать не буду". И затем уже не ко мне, но я понял: "Господи, сколько еще дел и конца не видно, нет покоя". Если ответ и был, то я его не слышал. Поток нес нас через двери, по коридорам, мимо невозмутимых стражей. Hаверх, наверх! Коридоры. Факелы чадят. Дым летит вслед за потоком, несущим нас. Или, может, мы и есть поток, а мир - это зыбкое русло его? Hаши комнаты. Из коридора за нами - удивленный серый вихрь. Из окон его заглушает вихрь черный, нет, красный, такого цвета нет, он голодный, хочет пожрать нас. о и мы - вихрь, вихрь света, который светит лишь себе. И ушел серый вихрь, удивленный. И рыча, убрался голодный вихрь, озлобленный. Это ты, такая незнакомая, но я тебя помнил всегда.
- Мой царь:
- Моя царица:
Это было водоворотом, мы стремились друг к другу. Ее глаза, губы:
- Открой свою тайну.
Глаза сказали: "Да". Губы приоткрылись:
- Я:
Падение с неба на камень. Я без нее. Ее волокут от меня. Венец ее сорван. Последним "прости" прозвенели колокольчики на запястьях. В агонии вскрикнули струны под ударами ног. Ко мне идет еще один, ухмыляется. В ухмылке не хватает верхнего резца и клыка. Ко мне тянется рука. Голове странно легко. Понял - он взял корону. Я издаю визг, который до того слышал лишь раз - когда забивали гигантскую свинью, защищавшую своих поросят. Он оборачивается. Я не ожидал от себя удара такой силы. Его глаза, так и не успевшие удивиться, замерли навсегда.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.