Пионовый фонарь - [4]

Шрифт
Интервал

— Кто это? — отозвалась из дома Юнэ. — Ой, да это господин Сидзё! Добро пожаловать!

— Здравствуйте, госпожа О-Юнэ, — сказал Сидзё. — Нижайше прошу прощения, что столь долго не навещал вас. Барышня, надеюсь, здорова? Превосходно. Нелегко, однако, стало добираться до вас, с тех пор как вы переселились сюда из Усигомэ! Но все равно это непростительная небрежность с моей стороны.

— Вы у нас так давно не были, — сказала Юнэ. — Мы уж решили было, что с вами что-нибудь стряслось. Мы ведь вас частенько вспоминаем. А куда это вы сегодня ходили?

— Поглядеть на цветущие сливы в Камэидо, — ответил Сидзё. — Но, знаете ли, недаром говорят, что любоваться цветущей сливой можно без конца. Мы так и не нагляделись и просим разрешения побыть среди цветущих слив в вашем саду.

— Пожалуйста, сколько угодно! — воскликнула Юнэ, отворяя калитку в садик. — Мы будем только рады… Проходите, пожалуйста.

— Вы очень добры.

Приятели прошли в садик. Юнэ, нисколько не стесняясь, заметила:

— Можете и покурить здесь… Право, — как приятно, что вы вздумали сегодня навестить нас. Мы с барышней совсем истомились от скуки. А теперь простите, я на минутку оставлю вас.

— Превосходный дом… — сказал Сидзё, когда Юнэ ушла. — Кстати, мой благородный друг Хагивара, меня поразил тот изысканный стих, который ты сложил сегодня. Как это там у тебя… Э-э…

Огня до трубки
Не донесет моя рука
Средь сливовых ветвей…[11]

Очаровательно! А у грешников вроде меня и стишки получаются грешные:

А у меня иное на уме,
Когда хвалю я сливу,
Другой меня притягивает запах…

Каково? Нет, ты просто невозможен. Ну куда это годится — пребывать в постоянной меланхолии и ничего, кроме книг, не замечать? — тут Сидзё извлек тыквенную бутылку. — Здесь осталось еще немного водки, глотни… Что? Не хочешь? Ну, как хочешь, тогда я сам.

Но в это время появилась Юнэ с угощением.

— Извините, я оставила вас одних, — сказала она.

— Госпожа О-Юнэ! — провозгласил Сидзё. — Мы просим разрешения лицезреть барышню! Это мой ближайший друг, рекомендую. Мы к вам сегодня запросто, без гостинцев, так что… О, сладости! Какая прелесть. Благодарю от души. Хагивара, отведай. Бобовая пастила просто превосходна!

Когда Юнэ разлила чай и снова удалилась, Сидзё сказал:

— Ты угощайся, ешь больше. Этим ты только окажешь им услугу. Их в доме всего двое, а сладостей и всяких других гостинцев им приносят столько, что съесть они все равно не в состоянии. Добро портится, заводится плесень, хоть выбрасывай. А барышня здешняя такая красавица, какой нигде в мире не найдешь. Вот она сейчас выйдет, сам убедишься…

Пока Сидзё разглагольствовал, О-Цую, дочь Иидзимы, томимая любопытством, выглянула из своей маленькой комнатки в щелку между раздвинутыми сёдзи и увидела прекрасного Хагивару Синдзабуро. Он сидел рядом с Сидзё, мужественный и изящный, лицом подобный цветку, с бровями, как месяц, красавец мужчина, от которого глаз не оторвать, и сердце О-Цую затрепетало. «Да каким же ветром занесло его к нам сюда на мою погибель?» — подумала она. У нее закружилась голова, и мочки ушей вспыхнули алым пламенем. Ни с того ни с сего ею овладел страх, она быстро захлопнула сёдзи, как бы желая спрятаться, но так ей не было видно его лица, и она снова раздвинула сёдзи, притворяясь, будто любуется цветущими сливами в садике, бросила украдкой взгляд на Хагивару, снова застыдилась и спряталась и снова выглянула. Так она выглядывала и пряталась, пряталась и выглядывала, — не зная, на что решиться.

— Послушай, Хагивара, — сказал Сидзё, — ведь барышня с тебя глаз не сводит! Посмотри, притворяется, будто смотрит на сливы, а глядит все время сюда! Ну, друг мой, сегодня ты меня обскакал, ничего не попишешь. Вот опять спряталась… Опять выглянула… То спрячется, то выглянет, то выглянет, то спрячется, ну ни дать ни взять баклан на воде — то нырнет, то вынырнет!

Сидзё уже орал во весь голос. Юнэ принесла вино и закуски.

— Барышня просит вас принять угощение, — сказала она. — У нас, правда, все простое, без разносолов, но барышня надеется, что вы останетесь довольны и, как всегда, потешите ее своими шутками.

— Помилуйте, сколько беспокойства… — сказал Сидзё. — Что это, суп? Замечательно. И подогретая водка? Отлично. Холодная у нас еще осталась, но подогретая куда лучше. А нельзя ли попросить к нам барышню? Ведь, говоря по правде, мы к вам сегодня не из-за цветущей сливы вовсе, а из-за барышни… Что? Нет-нет, я ничего.

Юнэ расхохоталась.

— Я ее уже звала выйти, а она сказала: «Я не знакома с приятелем господина Сидзё, и мне неловко». Я ей говорю: «Тогда, конечно, не выходите». А она и говорит: «Выйти все-таки хочется».

— Да что вы! — воскликнул Сидзё. — Это же мой самый близкий приятель, друг детства, можно сказать, мы с ним чуть ли не в лошадки вместе играли. Зачем же его стесняться? Мы ведь и пришли, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее!

После долгих уговоров Юнэ все-таки вывела барышню к гостям. Барышня О-Цую едва слышно поздоровалась с Сидзё и, застыдившись, присела позади служанки. Она словно прилипла к Юнэ и всюду ходила за ней по пятам.

— Простите, что так долго не был у вас, — обратился к ней Сидзё. — Приятно видеть вас в добром здравии. Разрешите представить вам моего приятеля. Он холост, и зовут его Хагивара Синдзабуро. А теперь давайте в честь нового знакомства обменяемся чарками… Вот так. Ого! Ни дать ни взять брачная церемония! Только там обмениваются трижды три раза…


Рекомендуем почитать
Линкольн в бардо

Роман-шедевр в прогрессивном жанре трансреализма: большая часть событий происходит в бардо — пограничном месте-состоянии между жизнью и смертью (в буддизме). Сондерс, блестящий мастер короткой формы, написал трагическую семейную историю со сверхъестественной атмосферой, преодолевая все жанровые условности. Наследник Эдгара По и Германа Мелвилла, Сондерс в «Линкольне в бардо» соединил поэтичность и исторические реалии, взяв за основу реальный случай с американским президентом и его маленьким сыном. Этот роман действительно перенесет вас за грань реальности.Книга содержит нецензурную брань.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Тайна сенатора Карфагена

Конец III – начало II века до н.э. Мир охвачен неистовым противоборством двух величайших держав за господство над Средиземноморьем. Мисдес, сын влиятельного сенатора, воюет в Испании под началом Ганнибала. У него обнаруживаются выдающиеся способности, и полководец предлагает ему стать дипломатом, наделенным особыми полномочиями. На новой службе Мисдес весьма успешен: мирит и сорит племена; привлекает новых союзников на сторону Карфагена. Получив задачу: спровоцировать конфликт с подконтрольным Риму городом Сагунтом, он замышляет хитроумную операцию, для участия в которой привлекает илергетов – самое могущественное племя Испании.


Призраки мрачного Петербурга

«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.


Крестовые походы

Очередной том новой серии «Великие войны», адресованной любителям истории, посвящён одной из самых интригующих эпох в мировой истории — эпохе крестовых походов. В него включены впервые публикуемый увлекательный исторический роман писателя Геннадия Прашкевича «Пёс Господень» и обширная подборка мемуаров и документов о походах крестоносцев.


Исповедь бывшего хунвэйбина

Эта книга — повесть китайского писателя о «культурной революции», которую ему пришлось пережить. Автор анализирует психологию личности и общества на одном из переломных этапов истории, показывает, как переплетаются жестокость и гуманизм. Живой документ, написанный очевидцем и участником событий, вызывает в памяти недавнюю историю нашей страны.