Пионовый фонарь - [10]

Он на цыпочках направился к дому, уперся руками в каменную ступеньку и заглянул в комнату. Услышав, что собираются убить его господина, которому он поклялся служить не щадя живота, Коскэ рассвирепел… А так как нрава он был в свои двадцать с небольшим лет горячего, то, забывшись, яростно шмыгнул носом.

— О-Куни, — испуганно прошептал Гэндзиро, — здесь кто-то есть!

— Экий ты, однако, трус, — сказала О-Куни. — Ну кому здесь быть?

Все же она невольно насторожила уши и сразу почувствовала, что рядом кто-то затаился.

— Кто это там? — окликнула она.

— Это я, Коскэ, — отозвался дзоритори.

— Каков наглец! — вскричала О-Куни. — Как ты смел среди ночи приблизиться к женским покоям?

— Мне было жарко и душно, я вышел освежиться.

— Господин сегодня ночью на службе, — строго сказала О-Куни.

— Да, я знаю. Каждое двадцать первое число он ночью на службе.

— А если знаешь, то почему ты не у ворот? Сторож должен зорко охранять ворота, а ты осмелился покинуть свой пост, да еще явился освежаться в сад, где одни только женщины! Смотри, это тебе так не сойдет!..

— Да, — сказал Коскэ, — я сторож. Но я обязан сторожить не только ворота. Я охраняю также и дом, и сад, я охраняю здесь все. И я не стану смотреть только за воротами, если в покои проникнут воры и набросятся с мечами на моего господина.

— Послушай, любезный, — сказала О-Куни. — Если господин благоволит к тебе, это не значит, что ты можешь своевольничать. Ступай в людскую и спи. В этом доме покои охраняю я.

— Вот как? — сказал Коскэ, — Почему же, охраняя покои, вы оставляете открытой садовую калитку? В открытую калитку пробралась собака, гнусная скотина, не знающая ни благодарности, ни чести, и эта скотина, жадно чавкая, пожирает самое ценное в доме моего господина. Я простою здесь в засаде всю ночь, но дождусь ее. Глядите, вот валяются гэта, значит, в дом кто-то забрался!

— Ну так что же? — сказала О-Куни. — Это пришел господин Гэндзиро, наш сосед.

— И для чего же господин Гэндзиро пожаловал?

— Это совершенно не твое дело! Ты дзоритори, ступай и охраняй ворота.

— Однако и господину Гэндзиро хорошо известно, что по двадцать первым числам наш господин находится на дежурстве. Странно, что он явился к нашему господину в его отсутствие.

— Ничего странного. Он явился вовсе не к господину.

— Да, не к господину, а к вам. И по какому-то тайному делу.

— Как ты смеешь? — возмутилась О-Куни. — Ты что, подозреваешь меня?

— Ничего я не подозреваю. Странно только, что вам пришло на ум, будто я подозреваю. Мне кажется, всякий на моем месте удивился бы, узнав, что в дом, где одни только женщины, среди ночи забрался мужчина.

— Ну, это уж слишком. Мне просто стыдно перед господином Гэндзиро. Как ты можешь так думать обо мне?

Гэндзиро, слышавший весь этот разговор, решил, что пора вмешаться. Он был человеком хитрым, как и всякий мерзавец, способный покуситься на наложницу соседа. Кроме того, в те времена положение самурая отличалось от положения простого слуги-дзоритори, как небо от земли. Гэндзиро вышел из комнаты и строго сказал:

— Что это ты там говоришь, Коскэ? Поди-ка сюда!

— Что вам угодно? — отозвался Коскэ.

— Я сейчас слушал тебя и поражался, — сказал Гэндзиро. — Ты намекаешь, будто мы с госпожой О-Куни находимся в непозволительной связи. Возможно, в свое время, когда за разгульное поведение меня изгнали из дома к родственникам в Оцуку, такие подозрения и могли иметь основания. Но сейчас я собираюсь идти в наследники, и накануне такого серьезного шага в моей жизни слушать подобные вещи я не желаю.

— А если вы сами изволите сознавать, что находитесь накануне такого серьезного шага, — сказал Коскэ, — то почему среди ночи приходите в дом к женщине в отсутствие ее господина? Вы сами, словно нарочно, навлекаете на себя подозрения в нехороших намерениях! А что мальчика и девочку с семи лет вместе не сажают, что по чужим бахчам с корзиной не ходят и под чужой грушей шапку не поправляют — хоть это-то вам известно?

— Молчать! — закричал Гэндзиро. — Не смей мне дерзить! А если я пришел по делу? А если мое дело не требует присутствия хозяина? Что ты скажешь тогда?

— В этом доме не может быть дел, которые бы не требовали присутствия моего господина, — сказал Коскэ. — Если вы такое найдете, можете поступить со мной, как вам благоугодно.

— На, читай! — сказал Гэндзиро и швырнул Коскэ лист бумаги.

Коскэ поднял лист. Это было письмо.

«Господину Гэндзиро. Позвольте напомнить Вам, что ловить рыбу на Накагаве мы отправимся, как было условлено, четвертого числа будущего месяца. Поэтому прошу Вас об одолжении: если у Вас будет на то желание и свободное время, хотя бы даже и ночью, не сочтите за труд зайти в мой дом и починить рыболовную снасть, которая у меня пришла в негодность. К сему Иидзима Хэйдзаэмон».

Коскэ был обескуражен. Он внимательно оглядел письмо. Все было правильно, письмо было написано рукой хозяина.

— Ну что? — с ехидством спросил Гэндзиро. — Ты ведь грамотный? Письмо, в котором твой господин приглашает меня зайти хотя бы ночью и починить снасть! Нынче ночью мне от жары не спалось, вот я и пришел. А ты принялся меня подозревать в разных глупостях, всячески меня поносил, оскорбил меня! Что же мы теперь с тобой будем делать?