Пионеры воздушных конвоев - [9]

– Товарищ полковник! – громко и бодро обратился лейтенант к незнакомому полковнику, резонно считая, что коли тот сидит за командирским столом, значит, он и старший. – Разрешите обратиться к командиру полка.

– Это я тебя вызывал, лейтенант, – сказал полковник, – проходи, садись, разговор будет долгий.

Сорокин прошел к столу, присел на краешек стула напротив командира полка и вопросительно посмотрел на него. Тот ободряюще кивнул.

– Моя фамилия Назаров, – продолжал полковник. – Я из Управления кадров ВВС, а ты, я вижу, штурман, по фамилии?

– Сорокин, товарищ полковник, – подхватил Александр, всё ещё не понимая, чего от него хотят.

– Ну, вот и познакомились, – чуть улыбнулся полковник. Перебрав на столе папки, он вытащил одну из них и прочитал: – Сорокин Александр Сергеевич. Ну прямо как Пушкин.

– А его в полку иначе, как Пушкин, и не зовут, – добавил командир полка.

Эти простые фразы, прозвучавшие из уст старших командиров, разрядили обстановку, напряженность ушла.

– Ну что ж, значит, и у нас будет Пушкиным, – продолжал Назаров.

– Простите, а я никуда из своего полка не собираюсь уходить.

– А вас, лейтенант, пока никто не спрашивает, куда и зачем вы собираетесь или не собираетесь уходить, – полковник перешел на «вы». Его эта фраза прозвучала довольно жёстко. Сорокин не понимал, что происходит и что за странные разговоры ведет этот полковник. Летные экипажи, наверное, уже ушли отдыхать перед выполнением ночного задания, а он сидит в кабинете и ничего не может понять, у кого это «у нас» он будет Пушкиным. Между тем полковник с той же, прежней доброжелательностью спросил:

– Анкета у тебя, Сорокин, неплохая, из большой крестьянской семьи, в авиацию пришёл по комсомольскому призыву. Как дома? Всё ли нормально?

– Всё нормально, все живы, здоровы.

– Отец на фронте?

– Да, с января. Он уже в возрасте – боюсь за него.

– Война, Саша, дело всего народа, – проговорил полковник, – Ты помнишь сказку Гайдара о Мальчише-Кибальчише? Сейчас, как в той сказке, на смену раненых и погибших приходят новые силы.

И, обратившись к командиру полка, спросил:

– А как у него со штурманской подготовкой?

– Со штурманской подготовкой отлично. Летать любит, работает уверенно, летает ночью, один из немногих в полку, кто летал к партизанам, принимал участие в бомбардировках Берлина. Рассматривается кандидатом на выдвижение на должность штурмана звена, – четко доложил комполка.

– Ну, если было бы по-другому, он бы тут перед нами не сидел. Интересно складывается жизнь у нашей молодежи. Вот сколько знакомлюсь с молодыми пилотами и штурманами, не перестаю удивляться, как интересны их судьбы, насколько они различны, настолько и схожи. Вот смотрите. Большая крестьянская семья, из бедноты, – тормошил личное дело полковник. – Шестеро детей, он третий. Пошёл после школы учиться на ветеринара, – тут его левая бровь удивлённо поползла вверх.

– А что, животных любишь?

– Полюбил, когда учился, а при поступлении об этом не думал.

– А чего ж тогда в зоотехникум поступал?

– Вообще-то я хотел поступить в медицинский.

– Ну и что? Провалился?

– Да нет. Поступил бы и в медицинский, но не вытянул бы – там не давали стипендию. Жить было не на что, из дома помочь не могли по понятной причине. В зоотехникуме же студентов кормили.

– Получается, что в ветеринары пошёл за тарелку щей, – улыбнувшись, добродушно съязвил полковник.

– Ну, получается…

– А как же попал в штурманское училище?

– В техникуме я был комсоргом группы, а когда комсомол взял шефство над авиацией, я не мог в стороне оставаться, пошел в райком, получил путевку, а остальное вы знаете.

– Да, остальное, как у всех, – задумчиво проговорил полковник. – А вот скажи мне, лейтенант, по словам командира, ты неплохой штурман, а мог бы, к примеру, летать без маяков и в плохую видимость?

– За линией фронта нам маяки никто не ставит, их там нет, но ничего, летаем и ночью, задание выполняем.

– Значит, уверен в своих знаниях и опыте?

– Давать себе оценки, товарищ полковник, неправильно, обо мне спросите у командиров. С хорошим экипажем могу выполнить любую задачу.

– Молодец! Мне все ясно. Анатолий Петрович, у вас будут вопросы? – обратился полковник к майору, который за время разговора не произнес ни слова, только сидел, внимательно слушал и зрительно изучал Сорокина.

– Да, товарищ полковник, у меня есть вопрос. Скажите, лейтенант, не было ли среди ваших родственников кулаков, подкулачников или раскулаченных?

– Нет, товарищ майор, моя семья из бедняков, отец с матерью в молодости батрачили, при советской власти работали в колхозе.

– А репрессированных или врагов народа?

– Нет, не было. Все живут в деревне, всё на виду. Толькотолько начали жить более-менее, война…

– Какой иностранный язык изучали в школе?

– И в школе, и в военном училище изучал английский, говорить не могу, но прочитать простой текст сумею и переведу.

– Это хорошо, – сказал майор и, обращаясь к старшему по званию, продолжал: – В принципе, товарищ полковник, мы с Сорокиным знакомы по документам, сейчас познакомились живьём, с нашей стороны возражений не будет.

Александр сидел и ждал, чем закончится этот разговор. Ему уже стало понятно, что речь идёт о его переводе куда-то, но для чего? Зачем? Ведь фронт везде фронт. Всюду надо летать за линию фронта, всюду надо бомбить врага.