Пионерско-готический роман, тинейджеры и «обескураживающие повторы» - [3]

Кстати, г-н Арбитман прав, у этих ребят действительно ясные глаза. Критик мог бы (видимо к неудовольствию для себя) убедиться в этом, встретившись с ними. С теми, кто любит книги, музыку, природу, свой дом, родителей, друзей. А не только жевательную резинку, компьютерные игры и рок-ритмы. Ясность взгляда у ребёнка и подростка — это свидетельство определённого духовного потенциала. Как ни бьётся наше взрослое общество над искоренением оного и превращением детей в поголовных «тинейджеров», потенциал этот кое у кого ещё сохраняется.

Но вот «буршами» этих ясноглазых мальчиков г-н Арбитман называет зря. Это или от филологической некомпетентности, или от стремления к чрезмерной образности.

«Бурш»- чисто немецкое понятие. От «Bursche», что означает «парень», «малый», «слуга», «ученик-подмастерье», «студент» в конце концов. Именно немецких студентов старого времени, этаких кряжистых недорослей, забияк-дуэлянтов и любителей пива было принято именовать буршами. Чистота души и ясность взгляда, увы, не были их основополагающими признаками.

Конечно, г-н Арбитман может разъяснить, что употребил это слово в переносном смысле. Но в каком? Может быть, имеется в виду излишняя агрессивность моих героев, их постоянное стремление к конфликтам?

Но, к сожалению, общая драма близких мне по духу ребят (и «книжных», и живых) как раз в том, что они вовсе не хотят конфликтов. И никогда не начинают первыми. И Серёжа Каховский, и Кирилл Векшин из «Колыбельной для брата», и маленький художник Валька Бегунов из ранней повести «Валькины друзья и паруса», и мальчишки из повестей-сказок хотят жить нормально: играть в свои ребячьи игры, дружить со сверстниками, читать книжки и вечером возвращаться домой, где их ждёт мама. Они вступают в конфликты вынужденно, когда окружающий мир заставляет их делать это. Они лезут в драку лишь тогда, когда уже совершенно необходимо защищать себя, друга, всё, что любят. И своё достоинство (до сих пор сохранилось кое у кого такое «архаическое» понятие), потерять которое они, в отличие от «тинейджеров», страшатся пуще всего. И они дерутся — подчас неумело, беспомощно, преодолевая страх и отвращение к насилию. И уж меньше всего, вопреки утверждению г-на Арбитмана, эти дети уповают на то, что «добро должно быть с кулаками» (очевидно, критик весьма поверхностно знакомился с текстами).

Вынужден процитировать себя. Один из главных «мальчиков со шпагой», в повести «Колыбельная для брата», разговаривая с директоршей школы, высказывается по этому поводу однозначно.

Директорша многомудро поучает своего питомца:

— А ты слышал такие стихи: «Добро должно быть с кулаками…»?

— Слышал, — сказал Кирилл. — Но здесь же школа, а не секция бокса.

Так кто же проповедует «кулачное» добро? Дети или взрослые?

Лукавит Р. Арбитман и тогда, когда — вслед за теми же «минпросовскими дамами» — обвиняет автора в противопоставлении мира детей миру взрослых. Конечно, критику удобно утверждать, что в книгах Крапивина хорошие взрослые — исключение. Такое же, как и плохие дети. Он, видимо, не учитывает, что читатели тоже знают эти книги, и знают неплохо. И видят, что в них немало замечательных отцов и матерей, и педагогов, которые готовы жизнь положить за ребятишек. И что в повестях о «Великом Кристалле», которые критик бомбардирует с особым энтузиазмом, среди положительных взрослых не только Корнелий Глас и «резвящиеся доктора-профессора» (я так и не понял, кто это), но и капитан Красс, разрывающийся между воинским долгом и необходимостью помочь мальчишке, и священник, погибший при защите детей от тамошних «сил правопорядка»; и отец Витьки Мохова; и хозяин таверны Кир, ежедневно рискующий жизнью ради спасения незнакомых людей… Кстати, и бургомистр Биркенштакк далеко не злодей: он по-своему болеет за жителей города, поэтому и высылает «опасного» мальчишку.

С другой стороны, где «преимущества юного возраста», которые писатель якобы «возвёл в абсолют»? Разве только упомянутые критиком «Садовые тролики» пребывают среди юных персонажей негативного плана?

Разве не травит целый класс во главе с негодяем Пальчиком маленького Корнелия Гласа? Разве сам этот юный Корнелий — положительное дитя? Разве в окружении Галиена Тукка нет вредных мальчишек?. И разве Кирилла Векшина не избивают его сверстники-уголовники? И разве маленький Стаська не предаёт Серёжу Каховского?

С туманной многозначительностью г-н Арбитман сообщает:

«Однако когда В. Крапивин, наконец, отдал предпочтение жанру фантастики, полностью переключился на „параллельные миры“, даже самые доброжелательные читатели стали понимать, что здесь не всё так просто и не всё так однозначно, как казалось прежде. Всё куда серьёзнее».

Что стали понимать «самые доброжелательные читатели»? Они понимают, г-н Арбитман — тоже, а я — нет. Что «всё куда серьёзнее»?

Аж холодок по коже, как при чтении критиков ждановской эпохи. Что такое я написал? Поведут «куда следует» или ограничатся моральной проработкой?

Но в одном смысле, действительно «всё не так просто, как прежде». Потому что в фантастических повестях о Кристалле я постарался поднять тему о беззащитности (не исключительности, не агрессивности, а именно беззащитности) детей с аномальными способностями и особыми талантами. Ибо, несмотря на умение окружать себя силовым полем и уходить в иные пространства, они не защищены от социальной косности и от жестокостей окружающего мира. Их дар — не только их достояние, но в то же время их трагедия.