Пионерский гамбит-2 - [54]

— Мне кажется, это Бодя нажаловался, — сказал Марчуков, плюхаясь на песок рядом со мной. — Он же на зарядку не ходит, ему врачи запрещают. Я видел, что он стоял у газеты утром.

— А ему-то с чего жаловаться? — спросил я.

— Так он же там на карикатуре был, с жуками, — напомнил Марчуков, подгребая под себя песок. — Ему не понравилось, и он пошел к Марине Климовне и нажаловался на всю газету сразу. И — хоп-ля! — нам вставили пистон, газету сняли.

— Ну может быть… — задумчиво проговорил я.

— И еще конфет ей каких-нибудь принес наверняка, — хмыкнул Мамонов.

— Взятка должностному лицу? — я ухмыльнулся. — Только вот доказать мы это не сможем.

— Эх, — горестно вздохнул Марчуков. — А какая карикатура могла бы получиться, прикинь? Толстый Бодя сует толстой Марине коробку конфет и тычет пальцем на стенгазету…

— У меня есть идея, — своим всегдашним монотонным голосом сказала Друпи. — Только она, наверное, Марине Климовне еще меньше понравится.

Глава 19, в которой становится понятно, как рождаются городские легенды

— В каком смысле — нелегальную? — спросил Мамонов, наморщив лоб.

— В прямом, — отозвалась Друпи. — Мы будем писать про всякие достижения, обгоним и перегоним и подавать всем пример в официальной газете, а про то, что нас на самом деле волнует, ну или, там, всякое смешное — во второй. И распространять ее так, чтобы вожатые не видели.

— Как-то это… как-то… — Марчуков взлохматил волосы. Я молчал и мысленно аплодировал Друпи. Я сам хотел предложить что-то подобное, если вдруг на приятелей нападет уныние. Но так было даже лучше.

— А что такого? — Друпи пожала плечами. — Между прочим, газета «Искра» тоже была нелегальной. А ее Ленин делал. Так что само по себе издание нелегальной газеты очень даже исторически оправдано.

— Так Ленин с царизмом боролся, — хмыкнул Мамонов. — Обличал пороки империлизма, и все такое. А у нас сейчас социализм. Пороков нет по определению.

— Ну если ты боишься, то можешь не участвовать, — Друпи снова пожала плечами.

— Ничего я не боюсь! — завелся Мамонов. — Просто не понимаю, как ты себе это представляешь вообще.

— Еще пока не знаю, — лицо Друпи стало задумчивым, но тональногость голоса была неизменной. — Нужно какое-то место, куда могут ходить ребята, а вожатые не ходят.

— Да они везде ходят… — приуныл Марчуков. — Ну или можно повесить в заброшенном корпусе… Только туда вообще почти никто не ходит, значит никто и не прочитает…

— Можно делать и не стенгазету, а как бы обычную, — Друпи посмотрела на меня. — А ты что молчишь?

— А я что? — я пожал плечами. — Мне нравится идея. Только типографии у нас нет, и если делать обычную газету, то придется ее от руки переписывать. Ну или на машинке печатать…

Да уж, ничего себе проблема! В моем родном двадцать первом веке все было бы просто — отправил на принтер печатать, а если недостаточно — то на ксерокс. А тут как поступить?

— Точно! Можно же на машинке! — глаза Марчукова заблестели. — Через копирку! В библиотеке есть, можно попросить!

Копирка, хм… Память подсунула воспоминание о первом курсе, как я переписывал через копирку лекции. Тонкая шуршащая бумажка, если положить не той стороной, то все написанное отпечатывалось на обратной стороне листа, а вовсе даже не там, где надо…

Вслед за копиркой вспомнилось лицо девушки, у которой я брал лекции… Грустное и сосредоточенное. Я тогда стеснялся пригласить ее на свидание, а она, оказывается, именно этого от меня и ждала, поэтому и грустила, когда я просто вернул ей тетрадки…

— …что у него в фотоаппарате была красная пленка! — закончил свою мысль Марчуков. Пока я был погружен в свои воспоминания, он делился какой-то очередной ценной информацией.

— У кого красная пленка? — спросил я.

— Да у Алика же! — Марчуков взмахнул руками. — Точно говорю, мой дружбан из третьего отряда его знает. И говори, что фотки видел, которые он на линейке снимал! Он всем сказал, что засветил пленку, что ничего не получилось. А на самом деле очень даже получилось! Кирюха, он тебя уважает, может попросишь показать фотографии?

— Что еще за красная пленка? — спросил я. Вроде была какая-то байка про это словосочетание, но она как-то в свое время прошла мимо меня.

— Это когда снимаешь людей в одежде, а на фотографиях они все голые! — выпалил Марчуков. Лицо его раскраснелось от азарта. — Представляешь, когда все на линейке голые стоят, а?

— Олежа, ты вроде уже взрослый почти, а в сказки веришь! — засмеялся я.

— В смысле, сказки? — вмешалась Друпи. — Я тоже слышала, что есть такая пленка.

— Ну и какой же научное обоснование у этого замечательного эффекта? — хмыкнул я.

— Пленка снимает тепло! — уверенно заявил Марчуков. — Тело теплое, поэтому на пленке только его и видно. А одежду — не видно. Поэтому на фотографиях все получаются голые и красные!

— Да вы что, ребят, серьезно в это верите? — я посмотрел на своих приятелей по очереди. Марчуков был возмущен до глубины души моей «дремучестью». Мамонов выглядел удивленным, Друпи смотрела недоверчиво, с прищуром. Интересно, откуда этот миф вообще взялся? Про историю создания тепловизоров я даже случайно знал, приятель увлекался ретро-приборами, и как-то по пьянке даже показывал фотографии синего ящика с ручкой с чемоданной ручкой. Самая ходовая модель советских тепловизоров выпускалась как раз где-то с семидесятых. Только весил этот прибор сомнительной портативности килограмм тридцать. Или даже больше. И его ну никак нельзя было зарядить в обычный фотоаппарат.