– Представьте бал Наташи Ростовой. Если снять реалистично, то получим мрачное, убогое зрелище. Поэтому художник должен дать картину бала такую какую видят зрители, читая роман. В театре мы смотрим, а в кино нам показывают. Декорации в кино нужны, чтобы снимать в них, а не их снимать. Но, художник – это не только декорации и костюмы. На съемках художник с помощью подручных средств может спасти эпизод. если что-то зашло в тупик. Чтобы выбить из актёра нужную эмоцию. Михаил Ромм говорит, что съемки – это постоянный поиск выхода из положения.
Останавливается.
– У Вас, то есть у нас, – поправляет себя художник, – детский фильм о спортсменах-школьниках. С декорациями и костюмами всё понятно. Нужна изюминка для героев.
И смотрит на меня.
Не нужно копать глубоко. Лучшее – враг хорошего.
– Пусть у одного из героев будет хобби – собирать корни деревьев и покрывать лаком давая забавные имена своим скульптурам. – изображаю ярмольниковского цыплёнка-табака, – А другой пусть записывает комментарии педагогов ставящих "двойки". Тоже забавно. А каптан команды пусть везде говорит: "Ну, вы же мою натуру знаете."
– Ну, вот и театр-студия киноактёра, – перестав записывать говорит Алексей, – А вот рыбаковский автомобиль. Анатолий в этом месяце день рождения зажал. Наверное поэтому по жизни на машину смог накопить.
Наблюдаю на горизонте немецкий Опель-Капитэн.
Неплохо живут писатели-антисоветчики.
Заходим. За двумя сдвинутыми столиками о чём то оживлённо беседуют. Подходим, Представляемся. Кроме Рыбакова и Граника здесь Андрей Апсолон – замдиректора Совэкспортфильма, его сотрудница Тамара Лисициан – представитель в Италии, её муж Луиджи Лонго – сын одного из руководителей итальянской компартии. Они спорили о перспективах "Кубанских казаков" в европейском прокате.
– Понимаете, – говорит солидный Андрей, – там сейчас в моде реализм. Неприукрашенный показ жизни.
– Точно, – поддерживает начальство Тамара, – Росселлини, Висконти, де Сантис.
– И мы тоже, – продолжает Апсолон, – должны дать такую же историю. Возможно, про отгремевшую войну. Про то, как мы вместе сражались в Сопротивлении.
– Я от отца слышал, – встревает на чистом русском Луиджи, – что в партизанской бригаде "Орест" был русский Фёдор Поэтан. Герой Италии. Погиб в атаке на Туркестанский легион.
Поэтан, Поэтан. Слышал где-то. Да, перед Московской Олимпиадой в Рязани стадион открывали. Венок возлагали у памятника Фёдору Полетаеву. А ещё фильм помню. "Альпийская баллада". Чего это они на меня уставились?
– Вот Юрий истории всякие с ходу выдаёт – повторяет для меня Рудяков, – Придумал уже?
А была – не была.
– Слушайте.
Рудяков по традиции достаёт блокнот и карандаш. Кивает. Начинаю:
– Из концлагеря на севере Италии совершают побег советские военнопленные и итальянские партизаны. От погони уходят русский Иван и итальянка Джулия. Они ругаются, мирятся, любят друг друга. Но, туркестанцы находят их в горах. Иван гибнет в бою, прикрывая отход Джулии. В финале фильма Джулия с сыном Фёдором стоят у мраморного памятника Ивану в Генуе.
– Сильно. – говорит Апсолон, – тут песня хорошая нужна в конце.
– Андрей Николаевич у нас поэт-песенник. – уточняет Тамара, – Он сочинил "Лейся песня на просторе" и "По долинам и по взгорьям".
– Есть уже хорошая песня, – встаю, и запеваю "Белла Чао".
Поднимаются Луиджи и Тамара и поют вместе со мной, подняв согнутую в прощальном жесте руку со сжатым кулаком. Апсолон открывает крышку пианино и подхватывает простую мелодию.
Эпичненько так получилось. Тьфу, блин. Нахватался у художников.
Все, возбуждённо переговариваясь, усаживаются за стол.
– Я бы стал режиссёром, но сценарий не потяну. Тут нужен писатель с именем… Может, Вы, Анатолий наумович, – обращается Апсолон к Рыбакову.
– Ну, что Вы. Какое у меня имя… Мне в этом году "Водителей" нужно дописать.
Спор притухает. Переключаемся на обсуждение сценария детского фильма. Рыбаков и Граник, записав то, что нужно, раскланиваются. Мы с Алексеем тоже собрались, Апсолон дал свои координаты…
– А вот, и писатель, – говорит Тамара, узрев во входящем Бориса Полевого, начав энергично махать рукой над головой, пока писатель не сменил траекторию движения на правильную.
– Борис Николаевич Полевой, – представляется, улыбаясь, писатель.
Представляемся. Апсолон заходит издалека. Спрашивает про итальянский плакат к фильму "Повесть о настоящем человеке", интересуется планами.
– Вот. Дописал "Золото". Там мужчина и женщина по немецким тылам несут золото, которое наши не успели вывести в сорок первом. Мужчина погибает. "Репей"… такое прозвище у девушки, сотни километров идёт по немецким тылам. Встречает разных людей, пока не переходит линию фронта. – тут бодрый писатель несколько скисает, – фондов на съемку в этом году – нет. А я уже собирался сценарий писать…
– У нас есть идея для повести и сценария… – слышим мы с Алексеем, двигаясь к двери.
– Намертво вцепятся, – говорит, ещё раз глянув на оставленную кампанию, художник.
Подхожу к комнате. Поют голубчики. Только вошёл, как Колобок, гремя шахматами умчался к соседям.
Где-то я это уже видел. А эта-то до завтра не утерпела…
