Пилюля - [30]

– Там, это ждут тебя, – запыхавшись, – Аня уже переодеваться убежала.

Блин. Ни дня без приключений.

Поднимаюсь. Взволнованный маэстро Кац, теребя дорогую шапку:

– Уважаемый Юрий Андреевич, – начинает он, и я понимаю, что дело пахнет керосином.

– Сегодня вечером здесь в Городке должно состоятся торжественное собрание, награждение московских работников искусств и торжественный концерт за который меня назначили ответственным. Но, несколько артистов Большого театра и приданная им танцевальная группа застряли где-то в области. У них после концерта автобус сломался, а в грузовике наши звёзды ехать в Москву наотрез отказались. Автобус высылают уже, но на наш концерт они не успеют. Начало через час. Публика очень избалованная. (протирает лоб платком). Но, я слышал несколько песен, что исполнили ваши друзья (указывает на Колобка). Свежо. Свежо и необычно. Может и понравится… А у Вас что-нибудь в запасе есть?

Понимаю, что нужно ответить типа "Вы просите песен? Их есть у меня."

Но в ответ грязно и заковыристо матерюсь. Кац невозмутимо продолжает смотреть, теребя свою шапку. Понимая сложность момента встревает Колобок:

– Ты, что… Аня уже переодеваться побежала. Она мечтает о сцене, – и, не дождавшись ответа, машет на меня рукой и с противным скрипом садиться на свою кровать. Потом встаёт, глядя на меня как Ленин на буржуазию, поднимает таз с водой в котором мыл картошку…

А ведь после концерта будет банкет…

– Ну, ладно, – говорю, – спою пару новых…

Кац резко меняет выражение лица с просительного на назидательное:

– Только не кабацкий шансон(говорит с прононсом). Что-нибудь праздничное…

Колобок, ставя таз перед дверью, лезет с улыбочкой ко мне обниматься. Тут влетает сама знаете кто, и споткнувшись о таз вертится качающейся юлой. И с поразительной точностью садится своей пятой точкой в дребезжащий таз…

Аллес капут.

Смотрю на зал из-за кулис. В первом ряду "свежие" Народные артисты СССР – Ладынина, Орлова, Чирков и ещё кто-то менее узнаваемые. Самуил Абрамович за конферансье. Объявляет перед выступлением профессорских жён и детей, номера которых составили первую половину концерта. Зал реагирует на происходящее на сцене слабо. Лишь, вероятно, друзья и родственники новоявленных артистов хлопают не жалея ладоней. Завершает первую "художественную" часть меньшая наша "футболистка" Катя. Она вышла в школьной форме и эмоционально прочитала стих "Смерть пионерки" Багрицкого.

Ещё один хронический "совок". Вон как все притихли…

Похлопали нормально так. А вот и меня товарищ Кац объявляет. Волнуюсь ли я? Нет, наверное. Пилюля с Колобком вон кружат вокруг своей тени. Дрожат. На Пилюле новое чёрное платье с кружевами. Абрамыч подогнал. Она в нём прям модель из будущего. Нервно так улыбается мне, и поправляет платье. А у меня настроение как у волка из мультфильма "Жил был пёс". Щас спою.

Выхожу, сажусь. На меня смотрят десятки глаз. Нахожу глаза колобковой воздыхательницы Любочки. Подмигиваю ей, и начинаю…[10]

Орлова сидела закрыв глаза, может вспоминая свою тапёрскую молодость. С последним аккордом она посмотрев на окружающих "народных" первой захлопала, выводя соседей из дрёмы. Зал тоже похлопал. Без фанатизма. Смотрю уже на Орлову. Она приняла игру и кивает мне типа поехали… Включаю ей свою улыбку…[11]

Прочувствовав момент сзади выходят мои друзья и начинают в такт раскачиваться положив друг другу руку на плечо. Орлова растолкала сонного Александрова, улыбнулась другому соседу – Чиркову. Положила им руки на плечи и закачалась в стороны… К концу песни почти весь зал качался в такт музыке. Встав, посылаю публике воздушный поцелуй, вызвав весёлый смех.

Ведущий витиевато представляет нового исполнителя, вместо того, чтобы просто сказать: "Колобков Вася – Советский Союз".

В бок тыкается острый локоток:

– Ты на кого это там пялился?

– А, что, нельзя? – парирую.

– А мне можно на тебя смотреть? – по-еврейски продолжает разговор Аня. – сядь в первый ряд на место Самуила Абрамовича. Я на тебя смотреть буду, а то собьюсь…

– Ладно, – говорю, – смотри.

А Вася тем временем начал бодрую "Вершину" Высоцкого. Две другие песни Маэстро зарубил типа "не в тему". Мне же товарищ Кац указал на своё место скраю первого ряда:

– Рядом режиссёр Михаил Ромм. Не нагруби.

Я, улыбаясь и прижимая руку к сердцу:

– Ну, Вы же мою натуру знаете?

Пробираясь к месту вспоминаю, что эта фраза из какого-то детского фильма… Всё я на месте. Киваю соседу. Ответный кивок. Колобок встаёт под аплодисменты. Довольный Самуил Абрамович продолжает:

– А сейчас выступит Афанасьева Анна, медсестра из госпиталя. Она впервые споёт песни, которые для неё написал Юрий Жаров.

Врёт, как дышит.

И проводит рукой в мою сторону. Сосед удивлённо качает головой и протягивает руку. Молча жму. Кац продолжает заливаться соловьём про то какие мы все чудесные люди и какой чудесный вечер…

Какой чудесный день, ля-ля, трудиться мне не лень, ля-ля, со мной мой друзья и песенка моя…

Выходят Аня с Васечкой. Подруга находит меня взглядом, Колобок начинает играть…[12]

Поёт так, что каждое слово – прямое попадание в сердце. Гипнотизирующий влюблённый взгляд, грустная красивая улыбка. Но, я не поддаюсь. Плавали-знаем. А публика то прониклась. Вон все хлопают, даже профессора. Раскланявшись, Пилюля начинает вторую песню. С неё словно слетели оковы ответственности. Поёт легко и весело. Как будто у костра для друзей…