Пилюли от бабьей дури - [12]

– Добро пожаловать в дурдом! – приветствовал своих учеников инструктор, особенно подчеркивая, чтобы они не радовались, потому что все они тут теперь – потенциальные убийцы и жертвы ДТП.

– А мы будем аккуратно, – высказалась как-то Ирма, за что была предана осмеянию и публичной казни. Принцип «не ты, так в тебя» не терпел исключений. Но даже тогда, обливаясь п’отом за рулем тренировочного «Хендая», Ирма верила, что с каждым днем приближается к светлому будущему. И вот теперь ее светлое будущее стояло, облепленное жидкой, промасленной дорожной грязью, сдобренной реагентами, и уже сорок минут ждало, когда откроют наконец МКАД.

– Что ж за суки! – кричал кто-то, выйдя из автомобиля на проезжую часть. – Пусть сгорит в аду ваша Рублевка!

– Согласен. Курить есть? – высунулся еще кто-то.

Люди выходили на дорогу, разминали затекшие конечности. Ирма сидела и нервничала, раздумывая над философской проблемой отсутствия на наших дорогах туалетов. Сорок минут – а впереди вечность. И МКАД закрыт, и вечереет.

– Алло, привет, заяц, – пробормотала Ирма, набрав номер сына, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Я какал, а щас деда будет делать галяцию. А ты где? – радостно отрапортовал сын.

– Везет! А я стою по делам, – вздохнула Ирма.

– Стоишь по делам? – удивился сын столь странной формулировке. Однако, то, что делалось на дорогах, по-другому и назвать-то было нельзя. Все тут куда-то стояли. Кто на работу, кто домой. Кто по делам. Ирма стояла и по делам, и по дружбе. Она должна была заехать к подруге, отвезти ей документы, полученные в налоговой инспекции. А после, если, конечно, не придет с работы подругин муж, можно будет и поболтать.

– А как твое горло, Пашка? – спросила она, втайне надеясь, что вскоре снова сможет отправить ребенка в сад.

– Хрипю, – гордо поделился он.

Пятилетний сын Ирмы, Паулас, ненавидел садик и боролся с ним собственными методами. Он постоянно болел. Ирма просто ненавидела, когда ей приходилось оставлять Пашку дома, с бабушкой и дедушкой. Особенно ненавидела потому, что ей приходилось это делать чуть ли не постоянно. Дед с бабушкой были слишком старыми, слишком хрупкими и, что уж греха таить, слишком ворчливыми и неуправляемыми, чтобы это позитивно отражалось на воспитании Пауласа. Дед разговаривал с внуком только по-литовски, хотя знал, что бабушка ненавидит, когда он так делает.

– Он – москвич. Сидел бы ты в своей Литве, там бы и говорил.

– Я бы и сидел, если бы не ты, – отмахивался дед. – И вообще, Паулас должен знать свои корни.

– Павел, – тут бабушка делала акцент, подчеркивая русскость имени, – должен знать таблицу умножения. Мы, русские, не так зациклены на…

– Да что ты? И с каких это пор хохлы стали русскими, – смеялся дед.

Когда-то, еще в Советском Союзе, когда была только одна нация – советский человек, дед приехал в Москву из Клайпеды, чтобы поступить в МГУ на мехмат. С тех пор так уж получилось, что дед ни разу не был на исторической родине, хотя частенько вспоминал морской берег, струящийся между пальцами белый песок и шумящие над головой высокие сосны. Однако к старости он стал чересчур сентиментальным и совершенно невыносимым, с бабушкиной точки зрения.

– По-крайней мере, мы – славяне, – обижалась бабуля.

– Да уж, спасибо хоть, что не евреи, – хохотал дедуля. И все эти разговоры, при всей их бессмысленности, постоянно происходили прямо при маленьком Пауласе, который воспринимал их, как нечто само собой разумеющееся. Снег идет, вода льется, дедушка ругается с бабушкой. Все идет своим чередом.

– Паш, давай уже выздоравливай, – вздохнула Ирма, думая о том, как все-таки было бы хорошо жить отдельно. Ее родители – еще один пример, почему НЕ нужно стремиться замуж. Зачем, в самом деле? Чтобы вот так ругаться всю жизнь? Нет, почему ее папа, Юргис Пятрулис, в свое время женился на ее маме, Оксане Горенко, она прекрасно понимала. Папе тогда уже было сильно за сорок лет, он не был ни разу женат, детей не нажил, работал начальником отдела на заводе, где не было возможности ни за какие коврижки раздобыть приличную литовскую девушку. А зачем это было нужно бабушке, Ирма не понимала. Всю жизнь мама только и делала, что жаловалась на отца и кляла свою горькую судьбу.

– Мам, а купи еще пастилы, а? Я тогда сразу выздоровею, – внес предложение Павлик.

– Может, я тебе лучше горчичник куплю? – усмехнулась Ирма. – Или ремня всыплю, за то, что ты лед из холодильника жрал.

– Я только один! – возмутился Пашка. Ирма усмехнулась. Хитрец. Шести лет нет – а хитрит и запутывает следы.

– Ладно, давай иди и лечись. И не нервируй дедушку.

– Да-да, у него подавление, – покорно вздохнул сын.

– Не подавление, а давление, – хихикнула Ирма и повесила трубку.

Да уж, растить сына – не самое простое занятие на свете, но сколько прикольного в этом. Особенно если учесть, что нет никакого дурацкого мужа, который бы портил все удовольствие, нудел, командовал, изменял бы и деньги прятал. То еще развлечение. Ну что, когда уже кто-то хоть куда-то поедет? А то впору выйти, выкинуть к черту эту машину и пойти через весь город домой пешком.

– На московских изогнутых улицах помереть, знать, судил мне Бог, – промурлыкала она себе под нос, как вдруг (о, чудо!) джип впереди нее дернулся и тихо покатился вперед.