Пилотируемый космический полет - [19]

После ухода мамы Валя привычно стала командовать в комнате. Не по детски хмурая, она была упряма и, хотя и не могла многого понять, давно и твердо усвоила, что все мамины указания надо выполнять хорошо. Не отступила от своего правила она и в этот вечер. Дважды покормила братика сладкой водой, доела с сестрой остатки щей, поиграла с ней тряпичной куклой в тетю и доктора, затем в дочки-матери.

Сестричка, привыкший к скудной пище, уснула во время, а Валя с братиком, забравшись на теплую лежанку печи, с тревогой всматривались в темное ночное небо.

Было страшно. Ведь никогда мама не возвращалась так поздно. Звуки за окном, шорохи мышей под полом и даже необычная тишина рождали в детских головках фантастические, страшные картины. И только ровное дыхание младшего брата немного успокаивало, да еще надежда на то, что мама все же придет во-время, и спасет их от любой беды.

Всю ночь просидели они на печи, обнявшись, иногда всхлипывая, и постоянно дрожа, то ли от холода, то ли от страха.

И только утром Светланка своим требовательным криком заставила Валю вспомнить о том, что она осталась старшей в доме, напомнил о голоде и заставил сестру с братом слезть на пол.

Лодочник, выгрузив имущество и пассажирок, развел костерок, и пропал где-то вместе с лодкой.

Цыганка, выгрузив свое имущество тут же заявила.

— В такой темноте мы потеряем дорогу. Лучше переждать.

Достав из мешка большой платок, она укрыла им себя и свою помощницу, да так и просидела всю ночь у костра не вставая, с закрытыми глазами. Однако несколько раз мама ловила на себе ее пристальный изучающий взгляд.

Сама мама спать не могла. Ее все время одолевали мысли одна страшнее другой, и он все время укоряла себя за доверчивость. Ей казалось, что она забыла закрыть заслонку печи, и дети задохнутся от угарного газа. То вдруг до четкости ясно представляла, как в комнате вспыхнул пожар или злые люди мучают ее детей.

Она очень хотела прервать этот поток кошмаров, но это оказалось не в ее силах, и она смирилась. Только иногда мама вдруг застывала в недвижимости, крепко встряхивала головой, и вновь сама мчалась в черную чащу за хворостом, в призрачной надежде, что это хоть как то сократит самую длинную ночь в ее жизни.

Чуть забрезжил рассвет, как мама уже стояла перед цыганкой в ожидании расчета, но та снова не торопилась. Погладила мешок, на котором сидела, произнесла.

— Может быть, все же договоримся? — Она подняла вверх улыбающееся лицо, и замерла пораженная. Перед ней стояла седая старая женщина. Цыганка, сама мать, больше недели не видевшая сына, не смола повторить свое предложение. Но и отказаться от него, тоже было выше ее сил. Одна она мешки бы не донесла. Оставалось молча с жалостью и страхом ожидать ответа.

Мама, пережившая страшную ночь, сжала кулаки, потянулась к обидчице, готовая в ярости броситься на нее, чтобы забрать заработанное, но, встретив посуровевши и спокойный взгляд цыганки, сникла. Мама поняла, что не совладать ей с пышущей здоровьем молодайкой. Да и не смогла бы она поднять руку на человека, даже в отчаянной попытке спасти свою жизнь. Мама заплакала, и в бессилии опустилась на землю.

Цыганка подошла, присела перед мамой на корточки.

— Не плачь, хорошая. Вижу. По глазам вижу, что готова была убить меня. Только ведь пользы это тебе не принесет. Вот, возьми, — она вложила в руки растерянной мамы кусок сала, буханку хлеба и пакет какой то крупы. — Это твое. Можешь возвращаться, — она помолчала и все же произнесла. — Но если пойдешь со мной, дам еще столько же, — улыбнулась. — Другой бабе не дала бы.

Мама продолжала молча сидеть, сквозь слезы рассматривая неожиданно щедрые дары. Могла ли она думать о такой цене за свою услугу? Она подняла голову и увидела, что цыганка, еле передвигая ноги под тяжестью мешков, удаляется, а девочка неподвижно стоит возле нее, голодными глазами рассматривая хлеб.

Инстинктивно мама обхватила руками продукты, потом быстро впихнула их в сумку, и бросилась догонять цыганку. Ради такой удачи ее дети смогут, просто обязаны, продержаться еще полдня. На больший срок она не задержится. Да и назад с одной сумкой бежать будет легче. Теперь уже ничто не сможет задержать ее в пути. Разве что собственная смерть. Но на нее она не имела права.

Пробежав несколько метров, мама остановилась, посмотрела на девочку, и волна жалости к своим родным детям вновь нестерпимой болью обожгла сердце. Ей даже послышался предостерегающий возглас Вали: «Не отдавай, мама! Это ведь теперь наш хлеб!».

Мама опустила, ставшую вдруг свинцовой, руку в сумку, отломила кусочек хлеба, и медленно повернувшись к девочке, протянула ей.

Девочка отрицательно покачала головой, но потом, решившись, быстро схватила хлеб, и крепко зажала его в своем маленьком кулачке.

Слезы закапали у мамы из глаз, и, чтобы совсем не раскиснуть, она резко отвернулась. Обе они не заметили, что, обернувшаяся в этот момент, цыганка, видел всю эту сцену.

К табору добрались только после полудня. Вернее даже не к табору, а к его близким подступам, так как очертания кибиток смутно угадывались где-то далеко впереди. Цыганка тронула маму за плечо.