Пилот вне закона - [41]

— Приехали, Фэйри, вылезай, — сказал я в рацию.

Фэйри ответила заковыристой матерной тирадой, и я ее понимаю. Затекла небось в стыковочном кессоне! Это двухметровая труба в брюхе флуггера, а диаметр у нее такой интересный, что ни сесть, ни толком пошевелиться в ней нельзя.

На палубе нас встретил пилот Линь Бао, который потряс мою руку и сказал:

— Все видел. Уважаю. Мужик! — И ушел, сдержанный и лаконичный, как всегда.

А потом набежали техники, освободившие нас от доспехов. Фэйри бросилась мне на шею, и начались типичные «сопли на подоконнике», чего я страшно не люблю. Появление Кевина Михальского, который сообщил, что меня ждет Кормчий (где? да в Китченгардене!), я воспринял как избавление. И убежал как был, в потном комбинезоне, сопровождаемый завистливым взглядом Михальского — мисс Вилсон его обнимать вовсе не спешила, и вообще: утерев слезы, сделалась язвительной и неприступной.

Китченгарден встретил меня цветочными запахами и жирной личностью нашего кока Ляо «Джуниора» Сяна. Я говорю «нашего», потому что он обслуживал пилотскую секцию. На «Ковчеге» коков было, разумеется, несколько.

Джуниор ковырялся в кадке с екатерининскими араукариями. Больше никого видно не было, посему я заговорил с ним, хотя это и было довольно сложным занятием.

— Здорово, Сян!

Тот скосил на меня маленькие глазки и ничего не сказал.

— Как дела? Как твои любимые помидоры? Растут?

Кок помолчал секунд пять, улыбнулся и протянул «м-м-м», непонятно, что имея в виду.

— А я только что с вылета. Напряженное дело было, скажу тебе! Фэйри едва не убилась, да я ее спас, представляешь?

На эту фразу он никак не отреагировал, еще глубже зарывшись в кадку. Я решил, что светская беседа в очередной раз не удалась. Собственно, начал-то я ее из чисто спортивного интереса, так как за все время слышал от Джуниора слов сорок, не больше.

— Слушай, Сян, меня тут Блад ждет. Что-то я его не вижу. Не подскажешь, где он?

— М-м-м… — ответил кок через некоторое время. — Кормсий тям.

Короткий толстенький палец задавал направление в сторону переборки. Никогда не мог понять, что на уме у этого человека. Более того, он навевал легкий холодок ужаса: а не отравит ли, с этой вот отсутствующей улыбочкой на устах?

Блад обнаружился ровно за указанной переборкой, в овощном отделении. Он прохаживался между огуречными террасами, читая что-то с экрана рамочного планшета.

— О, брат Андрей! — заметил меня он. — Заждался!

— Я только что с вылета. Вот даже переодеться не успел — сразу сюда, — оправдался я.

— Я все знаю, нечего извиняться! Ты очень достойно поступил, молодец. Видел, видел уже запись… Я в тебе не ошибся, ты отличный пилот! — Блад подошел ко мне вплотную и сделал широкий приглашающий жест рукой. — Прогуляемся? Есть разговор, а здесь… короче говоря, мне здесь нравится. Ты не против?

Я изобразил полное уважение к его вкусам, и мы начали прогулку меж грядок.

— Редактирую «Скрижали Праведных», — пояснил он. — Новое издание. Мой крест. Не читал еще?

— Нет, не довелось.

— Прочти обязательно! — Блад с какой-то особой убедительностью потряс планшетом перед физиономией вашего неумелого повествователя. — Я прямо сейчас скопирую тебе на коммуникатор… Или нет! У меня с собой книга! Чуть не забыл…

Он полез в карман своего смокинг-пиджака и добыл оттуда миниатюрный томик в черном матерчатом переплете.

— Прими же в дар сие словесное оружие! — торжественно изрек он, протягивая книжицу.

Я пробормотал слова благодарности и спрятал ее в карман на бедре. От проницательного ока Кормчего не укрылась моя скептическая мина.

— Ты зря кривишься, брат Андрей. Это совсем не то, что говорят о моей книге разнообразные пустозвоны. Это не цитатник Иеремии Блада, не шизоидный бред лос-анджелесских сектантов. Это вменяемая религиозно-политическая программа. Именно так: сначала религиозная, а уж потом политическая. Я убежден, что за самой жизнеспособной политикой должна стоять идея. А идея — это всегда вопрос веры, то есть вопрос религиозный.

«Интересно, зачем он меня позвал? Распропагандировать? Или пообщаться не с кем?» — подумал я, а вслух ответил:

— Я православный вообще-то. Если можно так сказать — православный гностик. То есть верю в могущество человеческого разума с Божьей помощью.

Видя, что Блад не торопится с ответной репликой, я продолжал:

— Я крест ношу и снимать его не собираюсь.

Блад помолчал, не останавливая шага. Гидропонная грядка кончилась, мы обогнули ее и потопали обратно вдоль другого ряда.

— Румянцев, ты за три секунды нагородил редкой чуши. Ты же образованный парень! Думай, что говоришь! «Православный гностик» — да разве такое возможно?! Или ты гностик, или ты православный. Я знаю, у вас, русских, это всегда серьезно. И потом, я тебя не собираюсь «перекрещивать», очень надо! Я уважаю право моих братьев на заблуждение. Но ты вспомни историю собственной страны. Неужели коммунистический проект двадцатого века, в который вы все так упорно продолжаете играться, не был религиозным проектом? Свобода, равенство, братство! Все люди равны! От каждого по способностям, каждому по потребностям! На словах русские коммунисты были православнее ваших попов, коих они же немало перерезали!