Пилот первого класса - [17]

Шрифт
Интервал

НАДЕЖДА ВАСИЛЬЕВНА

— Ты с0шел с ума! — сказала я ему. — Какая «химия»? Какой колхоз?!

— Ты не помнишь, где мои старые сандалии?

— Куда тебя черт несет?

— Где мои старые сандалии?

— Ты хочешь, чтобы у тебя опять рецидивы начались?.. Ты хочешь совсем перестать видеть, да? Этого ты хочешь?!

— Где мои сандалии? — спросил он, не обращая на меня никакого внимания.

— Вспомни, что говорил доктор Левин: «Редкие спокойные рейсы...», а не пятьдесят взлетов и посадок каждый день, дурак ты старый!..

Я опустилась на колени и стала шарить в темном низу стенного шкафа, разгребая забытую обувь.

— Я тебя спрашиваю, где мои старые сандалии?! — рявкнул он и стукнул кулаком по столу.

Наконец под унтами я нащупала его сандалии. Но подняться сил уже не было. Я вытащила это старье, уселась на пол и заплакала.

Он поднял меня, прижал к себе и чмокнул куда-то в макушку.

— Ты не помнишь, где мои старые сандалии? — тихо и виновато спросил он.

Я плакала и поэтому не могла ответить. Но я подняла руку и показала ему его старые, стоптанные: дурацкие сандалии.

— Ну прекрасные же сандалии! — закричал он. — Я же в них там на танцы ходить буду!

И он запел «С берез, неслышен, невесом, слетает желтый лист...».

ДИМА СОЛОМЕНЦЕВ

Знаете ли вы, что такое авиахимработы? Нет, вы не знаете, что такое авиахимработы! Всего пять метров от земли...

Ревет двигатель... Мчится «Ан-2» над коротеньким полем.

Летит за ним белая оседающая полоса...

Кончилось поле. Резкий набор высоты, разворот и снова снижение до пяти метров.

И снова бреющим, бреющим!..

Это, наверное, как бой, как атака... Наверное, так же шли штурмовики бреющим, так же ревели двигатели. И пулеметов тоже не было слышно. Потому что в пяти метрах от земли двигатели ревут, вбирая в себя все остальные звуки...

И лицо у Сахно, наверное, такое же, как тогда. Пять метров высоты, зажат штурвал, глаза ввалились. Мокрое, искаженное напряжением лицо.

— Пуск!..

Я рванул рукоятку, словно бомбы сбросил... Хотел повернуться, посмотреть, как ложится полоса...

— Не оглядывайся!..

И снова в четыре глаза на горизонт. Кончилось поле.

— Держи!

Я взял управление. Сахно снял руки со штурвала.

— Пошел наверх! Пятьдесят метров!..

Иду наверх. Пятьдесят метров.

— Начинай разворот!

Закладываю крен. Кажется, чуть резче, чем нужно...

— Ты мне свою технику не показывай! — орет Сахно. — Убери до тридцати градусов!.. Вот так! Хорош...

Я заканчиваю разворот.

— Пошел вниз! И внимательно...

И опять идем бреющим.

Высота — пять метров. Только пять метров.

— Пуск!

И белый шлейф вырывается из-под самолета...

— Хорош!..

А потом мы лежим на земле, подстелив под себя моторный чехол. Сахно на спине, я на животе. Грязные, измученные. Сергей Николаевич курит, а я, мусоля химический карандаш, заполняю журнал и считаю, считаю, считаю... Все считаю: гектары, бензин, масло, часы, минуты, взлеты, посадки...

— Девятнадцатый взлет сейчас будет... — говорю я Сахно.

Сахно открывает глаза, обстоятельно заплевывает сигарету и, глядя куда-то в сторону (вот ведь сволочной старик!), лениво отвечает:

— Рекомендую говорить о прошедшем: «Сделали восемнадцать посадок». А будет ли у нас девятнадцатый взлет — еще неизвестно.

— А в черных кошек вы, случайно, не верите?

— Верю. Сколько там по гектарам?

— Сорок восемь...

Тогда ему было столько, сколько мне сейчас...

Дело не в орденах. Не в том, что они у него есть, а у меня их нету. Дело в том, что они знают что-то такое, что нам неведомо. Это все очень сложно, и я не всегда это могу толково объяснить, но сейчас я попробую.

Я, например, не знаю, как я вел бы себя в бою, в атаке, в зенитном огне... А они знают. У них уже все это было... То есть, другими словами, они знают себя. Они уже себя проверили. И вот это их «знание» в какой-то момент перекрывает все, что знаем мы. Я, например, от этого нахожусь в состоянии постоянной подавленности...

И опять мы идем бреющим... И снова ложится за нами белая полоса распыленной эмульсии.

Что это там впереди? «Фокке-вульф»?.. «Мессершмитт»? Догнать! Догнать!.. Врезаться с набором высоты вон в то облачко и вывалиться из него прямо в хвост этой сволочи! И бить в него пулеметами!.. Ах, вас несколько?! Ну что ж... Я вам сейчас такой хоровод устрою!.. И я жму на гашетку...

— Ты что, сдурел?.. Сигнальщика не видишь?

Какого еще «сигнальщика»?! Все в порядке, командир! Атакуй! Я прикрою тебя!..

— Ты что, так тебя!.. Ты куда удобрения сбросил, ас чертов?!.

Ну подумаешь, один заход промазали... Там, кажется, никакого сигнальщика и не было. Крику-то, крику...

В конце концов, это свинство! Им, видите ли, тяжело и жарко, а нам, как говорит Леха, тут медом намазано, что ли? Это я про девок-загрузчиц... Ходят, бродят, как сонные мухи!.. То у них помпа не заводится, то насос не качает, то еще что-нибудь... Прямо саботаж какой-то! А мы лишнее время на земле торчим. Они свои физиономии замотали марлей и ползают, как гусеницы. Хоть бы на копейку энтузиазма!

А тут еще мой старик — орет так, что его, наверное, в Верещагине слышно:

— Соломенцев! Ну-ка мотай с подветренной стороны! Уже надышался этой дрянью...

Это он услышал, как я закашлялся. Это он так заботу проявляет — няня Арина Родионовна...


Еще от автора Владимир Владимирович Кунин
Кыся

Роман В. Кунина «Кыся» написан в оригинальной манере рассказа — исповеди обыкновенного питерского кота, попавшего в вынужденную эмиграцию. Произведение написано динамично, смешно, остро, полно жизненных реалий и характеров.


Интердевочка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа

Перед вами — подлинная КЛАССИКА отечественного «диссидентского юмора». Книга, над которой хохотали — и будут хохотать — миллионы российских читателей, снова и снова не устающих наслаждаться «одиссеей» Иванова и Рабиновича, купивших по дешевке «исторически ценное» антикварное суденышко и отправившихся па нем в «далекую и загадочную» Хайфу. Где она, эта самая Хайфа, и что она вообще такое?! Пожалуй, не важно это не только для Иванова и Рабиновича, но и для нас — покоренных полетом иронического воображения Владимира Кунина!


Сволочи

Война — и дети...Пусть прошедшие огонь и воду беспризорники, пусть уличные озлобленные волчата, но — дети!Или — мальчишки, которые были детьми... пока не попали в школу горноальпийских диверсантов.Здесь из волчат готовят профессиональных убийц. Здесь очень непросто выжить... а выжившие скорее всего погибнут на первом же задании...А если — не погибнут?Это — правда о войне. Правда страшная и шокирующая.Сильная и жесткая книга талантливого автора.


Трое на шоссе

Мудрая, тонкая история о шоферах-дальнобойщиках, мужественных людях, знающих, что такое смертельная опасность и настоящая дружба.


Кыся-2

Продолжение полюбившейся читателю истории про кота Мартына.. Итак: вот уже полтора месяца я - мюнхенский КБОМЖ. Как говорится - Кот Без Определенного Места Жительства. Когда-то Шура Плоткин писал статью о наших Петербургских БОМЖах для "Часа пик", мотался по притонам, свалкам, чердакам, подвалам, заброшенным канализационным люкам, пил водку с этими несчастными полуЛюдьми, разговоры с ними разговаривал. А потом, провонявший черт знает чем, приходил домой, ложился в горячую ванну, отмокал, и рассказывал мне разные жуткие истории про этих бедных типов, каждый раз приговаривая: - Нет! Это возможно только у нас! Вот на Западе...


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.