Пилон - [71]

Шрифт
Интервал

Равномерно и неуклонно длинная единичная спица луча мела озеро, описывая широкую дугу, на мгновение исчезала в прямом ударе желтого ока и, тут же выстреливая в пространство, двигалась дальше, тогда как рассудку, чувству оставался медленный жуткий вакуум, которому надлежало быть заполненным звуками – коротким «пли!» и протяженным свистящим «ссс», ожидаемыми, но не слышимыми. Ялик, бравший на борт охотников до зрелищ, перестал курсировать, то ли истощив запас желающих, то ли приструненный блюстителями порядка; лодка, подплывшая к берегу, пришла с самой землечерпалки, и в ней, среди прочих, сидел механик, которого репортер видел в закусочной рядом с женщиной. На сей раз репортер задал вопрос сам, а не через Джиггса.

– Нет, – ответил механик. – Она с час назад, когда решили ждать водолаза, отправилась обратно на аэродром. Я и сам намерен бай-бай. Ты тоже, наверно, отпахал уже свое на сегодня.

– Да, – сказал репортер. – Отпахал.

Вначале он подумал, что ему, видимо, надо зайти в помещение; он шел по сухой, легкой, ненадежной ракушечной пыли, держа грубый жесткий брезент обеими руками, чтобы облегчить его мертвый груз, давивший на шею и плечи; он только и чувствовал, что этот груз, его холодную шершавую силу на пальцах и ладонях. «Надо вернуть сперва, как обещал, – подумал он. – Не сделаю это сейчас – вообще не сделаю». Дорожное полотно бульвара здесь поднималось вверх, так что машины, светя фарами, проезжали у него над головой и он шел теперь в сравнительной темноте, направляясь туда, где волнолом подходил к бульвару под прямым углом. В этом укромном месте было безветренно, и, поскольку он мог сесть на брезент и накрыть им туловище и ноги, вскоре его тело нагрело воздух внутри, как в палатке. Теперь ему не видна была вся дуга, которую описывал, метя озеро, луч маяка; луч, материализуясь, рассекал через равные промежутки времени лишь ту, словно вырезанную ножом из пирога, четверть неба, что ограничивалась прямым углом между волноломом и земляным полотном бульвара. В тепле его разморило; вдруг оказалось, что уже некоторое время он втолковывает Шуману, что она не поняла. Но это, он знал, была фикция; втолковывая свое Шуману, он себе в то же время втолковывал, что это фикция. Его онемевший подбородок приподнялся над двойной костистой коленной вершиной; ступням тоже, по-видимому, было холодно, хотя наверняка знать было нельзя, потому что вначале он не чувствовал их вообще, а потом вдруг они наполнились холодными иглами. Прожектор на берегу погас, и только прожектор, установленный на землечерпалке, по-прежнему светил вниз, на воду; полицейский катер не двигался, мелких суденышек в поле зрения не было вообще, и он увидел, что стоящих машин на высоком участке бульвара у него над головой уже почти не осталось, хоть он и был убежден, что столько времени пройти не могло. Однако прошло; размеренное хронометрическое «ссс – пли! – ссс – ссс – пли! – ссс» маяка явно чего-то добилось, что-то отсекло, отбросило; когда он поднял глаза, над головой рельефно и резко вырисовался темный волнолом, а затем, увидев сияние словно бы от прожекторов, он услышал сдвиг воздуха, после чего показались навигационные огни транспортного самолета, заходившего на посадку, пересекавшего на малой высоте видимый ему темный небесный сектор. «Значит, пятый час, – подумал он. – Уже, значит, завтра». Хотя рассвета еще не было; в ожидании рассвета ему еще пришлось, как рукой, оттаскивать себя, потому что опять он говорил Шуману: «Ты пойми, я не могу иначе, мне кровь из носу кого-то надо найти, объяснить ему, что она…», а затем он дернулся вверх (голова на этот раз даже не лежала на коленях, поэтому вверх, а не назад, назад было некуда) – иглы уже были не иглы, а чистый лед, рот разинут так, словно то ли он был слишком мал для воздуха, которого требовали легкие, то ли легкие были слишком малы для воздуха, которого требовало тело, а длинная рука маяка мела поперек линии его взгляда движением повелительным, безжалостным, неторопливым и уже бледнеющим; но прошло еще некоторое время, прежде чем он понял, что бледнеет не луч маяка, а рассветное небо.


Солнце взошло до того, как водолаз спустился и поднялся, и большая часть машин вернулась к этому времени и выстроилась в протяженный сине-грязно-коричневый боевой порядок. Репортер отдал брезент; освобожденный от его жесткого и удушающего веса, он теперь размеренно дрожал в розовом холоде первого за четверо суток утра, начинавшегося при ясном небе. Но ее он опять не увидел. Народу на берегу было побольше, чем прошлым вечером (день был воскресный, и по озеру теперь курсировало два полицейских катера, и число яликов и плоскодонок утроилось, как будто те, первые, успели за ночь где-то отнереститься), зато ему помогал утренний свет. Но ее он не увидел. Джиггса видел издалека несколько раз, а ее – нет; о том, что она побывала на берегу, он узнал лишь после того, как водолаз всплыл на поверхность и доложил об увиденном, – узнал, когда, поднимаясь по наклонному берегу к бульвару и телефону, был окликнут парашютистом. Парашютист шел не вверх от воды, а вниз, со стороны летного поля, свирепыми рывками волоча поврежденную ногу, на которой он, приземляясь после вчерашнего прыжка, сбил повязку и содрал едва наросший струп.


Еще от автора Уильям Фолкнер
Когда я умирала

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шум и ярость

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

Эти тринадцать (1930)• Победа• Ad Astra• Все они мертвы, эти старые пилоты• Расселина• Красные листья• Роза для Эмили• Справедливость• Волосы• Когда наступает ночь• Засушливый сентябрь• Мистраль• Развод в Неаполе• КаркассоннДоктор Мартино (1934)• Дым• Полный поворот кругом• УошСойди, Моисей (1942)• Было• Огонь и очаг• Черная арлекинада• Старики• Осень в дельтеХод конем (1949)• Рука, простертая на воды• Ошибка в химической формулеСемь рассказов (1950)• Поджигатель• Высокие люди• Медвежья охота• Мул на дворе• Моя бабушка Миллард, генерал Бедфорд Форрест и битва при Угонном ручье.


Деревушка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Свет в августе

Американский Юг – во всей его болезненной, трагической и причудливой прелести. В романе «Свет в августе» кипят опасные и разрушительные страсти, хранятся мрачные семейные секреты, процветают расизм и жестокость, а любовь и ненависть достигают поистине античного масштаба…


Святилище

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Друг маленькой Лилы

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.


Партия в триктрак

Проспер Мериме (1803—1870) начинал свою литературную деятельность с поэтических и драматических произведений. На основе обширного исторического материала писатель создал роман «Хроника царствования Карла IX», посвященный трагическим эпизодам эпохи религиозных войн XVI века. Но наибольшую популярность завоевали новеллы Мериме. Галерея ярких, самобытных, бессмертных образов создана писателем, и доказательство тому — новелла «Кармен», ставшая основой многочисленных балетных, оперных, театральных постановок и экранизаций.


Неверующий фараон

Оптимизм, вера в конечную победу человека над злом и насилием — во что бы то ни стало, при любых обстоятельствах, — несомненно, составляют наиболее ценное ядро во всем обширном и многообразном творчестве С. Вестдейка и вместе с выдающимся художественным мастерством ставят его в один ряд с лучшими представителями мирового искусства в XX веке.


«Дорогой Александрос!»

Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.


Норманс: Феерия для другого раза II

Большой интерес для почитателей Л.-Ф. Селина (1894–1961) – классика французской литературы, одного из самых эксцентричных писателей XX века – представляет первое издание на русском языке романов «Феерия для другого раза…» и «Бойня».Главные действующие лица «Феерии…», как и знаменитой трилогии «Из замка в замок», «Север», «Ригодон», – сам Селин, его жена Лили-Арлетт и кот Вебер. А еще Париж, в апреле 1944 г. подвергшийся бомбардировкам американских и английских ВВС. Обезумевшие соседи, вороватые консьержки, беженцы, одичавшие животные – огромная и скорбная процессия живых и мертвых проходит перед Селином.


Сатирические очерки

Эпоха, в которую жил и творил Мариано Хосе де Ларра (1809–1837), один из наиболее выдающихся представителей испанской литературы и общественной мысли XIX столетия, была одной из самых трогательных и поучительных глав современной истории. Талант писателя созревал под прямым воздействием бурных событий его времени, а его литературное наследие, запечатлев наиболее яркие и существенные черты этого времени, сохранило свою актуальность и живой интерес вплоть до наших дней.В сборник избранных сатирических очерков и статей Мариано Хосе до Ларры, предлагаемый вниманию читателей, включены переводы наиболее значительных публицистических произведений испанского писателя.


Звук и ярость

Одна из самых прославленных книг XX века.Книга, в которой реализм традиционной для южной прозы «семейной драмы» обрамляет бесконечные стилистически новаторские находки автора, наиболее важная из которых – практически впервые со времен «Короля Лира» Шекспира использованный в англоязычной литературе прием «потока сознания».В сущности, на чисто сюжетном уровне драма преступления и инцеста, страсти и искупления, на основе которой строится «Звук и ярость», характерна для канонической «южной готики». Однако гений Фолкнера превращает ее в уникальное произведение, расширяющее границы литературной допустимости.


Сарторис

Самобытное творчество Уильяма Фолкнера (1897-1962), высокий гуманизм и истинное мастерство его прозы выводят писателя на авансцену не только американской, но и мировой литературы. В настоящем собрании сочинений представлены основные произведения, характеризующие все периоды творчества У.Фолкнера.В первый том Собрания сочинений включены ранние романы: «Солдатская награда» (1926 г.) и «Сарторис» (1929 г.), который открывает «Йокнапатофскую сагу» – цикл произведений о созданном воображением писателя маленьком округе Йокнапатофе в штате Миссисипи.В романе «Сарторис» раскрывается трагедия молодого поколения южан, которые оказываются жертвами противоборства между красивой легендой прошлого и и реальностью современной им жизни.


Осквернитель праха

«Осквернитель праха» — своеобразный детектив, в котором белый подросток спасает негра, ложно обвиненного в убийстве.


Сойди, Моисей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.