Там же легкий завтрак и за работу…
Видно со стороны я был похож на неудачливого искателя сокровищ? Такого, знаете ли, специфического типа начитавшегося в детстве Дюма и Стивенсона, после этого всю жизнь пытавшегося реализовать свои мысли. Мечты и фантазии, так никогда и не обрели чего-то реального и живого. Всего приходилось добиваться, пробивая препятствия собственным лбом. Эльдорадо и Острова сокровищ достались другим, удачливым и счастливым. Мне же, синяки, шишки и общая сутулость.
На моем лице, лежит чужая печать не понятого гения. Причину этого я изложил выше. Это, в свою очередь, обижает и выводит из себя. Иногда, особенно ночью, выводит основательно. В такие моменты, с обидой на себя, я достаю заветную фляжку и выпиваю. После чего, расставив в виде неприступной стены ящики и другую тару, отгородившись от мира, люблю, знаете ли, побеседовать о высоком и фундаментальном, т. е. о своем предназначении, с обладателем доступного лица — Бенджамином Франклином. Для этого у меня имеется все необходимое. Я переснял и увеличил его портрет с сотенной купюры. Одел в рамку и поставил рядом с топчаном на импровизированном столе у изголовья алькова.
Говорю с полюбившимся, таким знакомым и родным собеседником о разном. Темы, как и у каждого пьяного, в основном бывают глубокие, с философским и конечно политическим оттенком: о правильности изложения Декларации независимости США, все ли он, как автор туда внес; об Американском философском обществе, основателем которого он являлся… Много занимательного и интересного обсуждается двумя умными людьми…
Люблю взлохматить и местный колорит. Бывает, зайдет одна из наших буфетчиц, послушает умные слова и интересуется здоровьем, а то и лоб пощупает…
После общей, вступительной части я переходил к злободневным вопросам повседневного быта. Например. Что меня держит на этом свете? Возможно, мое положительное качество связано с тем, что я, дожив до своих преклонных лет и выйдя на дистанцию пятого десятка, не разучился удивляться?
После начинался надрывный невротический плач.
Жена, давно уже, тому назад… Много времени тому… Короче, бросила меня… Убежала от своего счастья, с моим лучшим другом. Мы с ним познакомились еще в песочнице, где даже совочки были разделены… Живет, зараза, с ним в Финляндии, в городе Хельсинки. Из смысла полученного одного единственного письма оттуда, насквозь лживого и фальшивого, назло мне, сообщает, что довольна и счастлива сегодняшней жизнью безразмерно… Там же и мой сын. Моя копия, что служит укором, дружку моему закадычному в дебрях сытого капиталистического рая.
* * *
Жалею о уходе жены, страшно.
Ребята, ее можно понять… Жизнь с наркоманом, это добровольное безумие. Бесчеловечный и антигуманный экскремент, извините, эксперимент над человеческим существом. Тем более, маленький ребенок на руках…
Однако, мои размышления…
Их прервали на самом интересном месте. Там где я, правильными словами убеждал себя, что жизнь, тем не менее, прекрасна…
Пришли. В ответ на мои законные требования покинуть мою будку, дали по морде. Забрали, суки, пустую флягу. Потребовали эвакуации и десантирования…
Чтобы грусть расставания не была невосполнимой и болезненной, я украдкой, с чистой совестью допил из чайника оставшийся спирт. После этого, хочешь, не хочешь, меня без музыки, вперед ногами, подвергли принудительной эвакуации в светлое будущее.
Портрет Франклина был крепко прижат к моему, посиневшему от холода тельцу. Да здравствует демократия! Да здравс…
* * *
Пробуждение и построение на водные процедуры, с бодрящей пробежкой трусцой, я пропустил.
Специалисты по питью спирта, меня поймут правильно. Они, знают его основную волшебную особенность — с утречка водички, а еще лучше, чего-нибудь газированного, хлебнул, и, снова праздник. И снова солнце заглядывает в глаза, расцвечивая душевные порывы в ярко-оранжевые соцветия победы. Красота.
Уж, как, какой-то руководящий член, он же начальник, ругался, как кричал…
«Кто не уследил..? Как он мог, свинья, до такой степени нажраться..? Всех под трибунал..!»
А мне его вопли, ну чисто, трубы архангелов и других херувимов.
Проспал до обеда. Поднялся. Осмотрелся. Пейзаж так себе. Тускло.
Во рту, конечно сухо. Очень одиноко и пахнет кошками. Однако, я сам добивался этого растерянного взгляда, смотрящего с укором с поверхности зеркала. Поэтому и жаловаться некому.
Поглядел в окно. Припомнил вчерашние события. Достаточно быстро сориентировался на местности. Вышел из избушки, где тело почивало. Солнце тепло заглянуло в мои не раскрывшиеся глазки. Пахло разогретым морем.
Спросил у паренька, с повязкой дежурного, где столовая. Он неопределенно ткнул себе за спину. Я отправился в обратную сторону. Жизнь снова закрутилась.
* * *
Посмотрел меня доктор. Побеседовал о всякой ерунде…
Спустя несколько дней, когда я основательно вышел из длительной привычки ежеминутно быть пьяным — началась служба.
Грамотный медик, обмотав меня разноцветными гудящими проводами, покрутил мои внутренности, вместе с их обладателем на своей мерцающей аппаратуре. Поколдовал над выползшими лентами и сводками. Показал мне язык — я тоже не остался в долгу.
